— А если бы тебе всё-таки надо было подраться, ты бы не струсил? — перебивает она.
— Ну, если бы на-а-до… — тяну я, — однако, думаю, во многих случаях есть способ, чтобы этого избежать и решить проблемы мирным путём.
— Есть проблемы, которые никак не решить мирным путем, — в задумчивости она, как обычно, смотрит куда-то в сторону и вытягивает губы трубочкой. — А Полянский — он точно может подраться за справедливость…
И после короткой паузы твёрдо добавляет:
— И за меня!..
— Хорошо, о Полянском мы поговорим завтра, — я встаю и собираюсь уйти.
— Нет, подожди, — настойчиво продолжает она, — вот ты каждый день бегаешь по утрам и делаешь зарядку с гантелями. Это для чего? Чтобы быть сильным, да? Значит, ты всё-таки готов подраться? И дать в морду какому-нибудь врагу?
— Я делаю зарядку по утрам уже много лет — привык я так. И для здоровья…
— Для здоро-о-вья… — разочарованно тянет она.
— Всё, спи! — решительно заявляю я, щёлкаю выключателем и выхожу из её спальни.
Жену я нахожу в той комнате, где стоит компьютер. Она сидит в наушниках и что-то увлечённо рассматривает на мониторе.
— Ну, что? Она спит? — чересчур громко спрашивает жена, завидев меня краем глаза и не поворачивая головы.
Я пытаюсь что-то сказать, но она тут же продолжает:
— Мне нужно сегодня работать допоздна, так что завтра утром её отводишь ты… Так что ты хотел?
— Послушай, — наконец говорю я, — а ты, случайно, не знаешь, кто это у них там такой по фамилии Полянский?
Просторный двухэтажный дом был выстроен из красного кирпича на одной из уютных боковых улочек в центре города лет сто назад. Даже молодым он выглядел не шикарно, но приятно и солидно, как и его хозяйка — всеми уважаемая Фейга Юдковна, повивальная бабка, акушерка — краснолицая, большезадая, с коротковатыми полными ногами, уверенно стоящими на земле старого украинского «міста». Она безотказно пользовала и евреек, и русских, и украинок, а однажды принимала роды у таборной цыганки, которую привезли ночью на двухколёсной бричке прямо к Фейге во двор. Видно, какие-то уж чересчур трудные роды случились, раз цыгане не решились принимать их в таборе сами. Тут же во дворе цыганские роды были оперативно и благополучно приняты, только Глашка, которой пришлось таскать кастрюли с горячей водой по деревянной лестнице со второго, хозяйского, этажа, крепко умаялась.
Помогать-то Фейга Юдковна всем помогала, но цену себе знала, и деньги за помощь брала немалые, особенно с тех, у кого они были. И деньги, и золотые-серебряные украшения, и камушки. Поэтому и дом такой серьёзный смогла построить на месте квёлого, старенького, доставшегося от родителей, когда-то державших скромную мацепекарню. Свежую ломкую мацу к празднику Фейга, конечно, любила, но родительское дело казалось ей неинтересным. Собственное занятие было гораздо важнее и денежнее мацы, и спрос на её умения оставался непреходящим, так что пекарню она продала. Её муж, тихий и не больно удачливый коммивояжёр, слушался супругу во всём беспрекословно.
