Добровольцы | страница 30



Бедная детская душа тосковала по миру и тишине в этом адском реве снарядов и грохоте пушек. «Скоро увидимся».

Мы скоро увиделись с Васильком, но как печально было это свидание! Из газет мы знали, что идут ожесточенные бои там, где стоял полк Василька; беспокоилась я страшно, а писем все нет и нет! Как-то после обеда сидели мы на террасе. Мама и Надя вышивали, я держала в руках газету, но не читала ее. Мысли были далеко… Где мой синеглазый малыш? Вошла горничная.

— Письмо вам, барышня.

Я схватила его. Синий конверт, почерк немного знакомый, кажется, Игнат. Я прикусила губу, не помню, как разорвала конверт. Почему пишет он? Вдруг Василек убит? Буквы сливаются, прыгают перед глазами:

«Многоуважаемая барышня, спешу сообщить Вам печальную весть…»

Слезы застилают глаза, я ничего не вижу и бессильно опускаю письмо на стол.

— Что такое? — тревожно спрашивает мама. Надя испуганно смотрит на меня.

— Прочтите кто-нибудь, я не могу, — шепчу я.

Надя берет письмо и читает вздрагивающим голосом: «…во время ночной атаки мы потеряли Васю. Потом, когда подбирали раненых, нашли его около занятого нами окопа, был он без памяти, отнесли его на перевязочный пункт. Сестрица сказала, что раны тяжелые, штыковые. Одна — под лопаткой, другая — в левом боку, глубокая. Как мы в роте жалеем парнишку, я и сказать Вам не могу, как со своим все нянчились. Просил я сестрицу, чтобы в Москву его отправили, дал адрес Ваш. Может, и потеряла его сестрица, ведь работы у них день и ночь, пропасть. Отпишите мне, барышня, как привезут Васю…»

Я уже плакала, не стараясь сдерживаться.

— Бедный, маленький Василек! Мама положила мне руку на голову.

— Перестань, Люша, не время плакать. Его, может, и привезли уже, надо решить, кто куда из нас поедет, где искать его будем. Надя, письмо от какого числа? От 18-го? А сегодня 30-е. Может, и привезли нашего мальчика.

На другой день мы все трое объездили распределительные пункты, лазареты, но безрезультатно. Я знала, что если Василька привезли сюда и если он в сознании, то постарается дать мне знать о себе. Жив ли он, Господи?

Я собиралась поехать еще в один госпиталь, как меня попросили к телефону. Звонил знакомый доктор.

— Любовь Владимировна, а у нас ваш приятель лежит, приезжайте; второй день, как пришел в сознание, покою не дает. Не могли раньше сообщить — заняты все по горло…

— Какой приятель? — перебиваю я, вся дрожа от волнения.

— Большой, Васильком зовут!

Я бросила трубку и вихрем полетела в сад.