Газета Завтра 411 (42 2001) | страница 49




Поэтому коренное население — и в первую очередь пуштуны — не признавали и не признают сейчас "линию Дюранда". Она формально на картах государств присутствует, а на месте люди как ходили, так и ходят по обе стороны и не намерены даже и слушать о существовании такой границы. При этом такое мнение бытует на уровне самых высоких авторитетов, имеющих прекрасное европейское образование. Мне приходилось встречаться с ними и у президента Наджибуллы, и в Советском посольстве.


Вот почему мною принимались решения о нанесении огневых ударов по объектам, представляющим опасность и расположенным на территории Пакистана. Конечно, приведенное выше, так сказать, обоснование не было основным. Главное было в другом. В приграничной зоне, приблизительно в полосе до 5-7 километров от границы, противник, как правило, сосредоточивал свои отряды или караваны перед переходом на территорию Афганистана. Здесь же размещались приграничные склады (оружие, боеприпасы, продовольствие, имущество). Наконец, в этой же полосе, как правило, находились огневые позиции реактивных установок или площадки под реактивные снаряды с дальностью действия до 20 километров, т. е. они прекрасно простреливали приблизительно 15 километров афганской территории.


Спрашивается, в условиях, когда я располагаю достоверными данными о наличии такой цели, надо действовать или сидеть сложа руки? Конечно, действовать! Ведь если душманы, да и малиши (добровольные пограничные подразделения, находящиеся на службе в пакистанской армии) постоянно со "своей" территории обстреливают части правительственных войск Афганистана, то почему мы должны соблюдать какие-то правила?!


Разумеется, я никому не разрешал принимать решение на обстрел объектов на территории Пакистана, дабы не ставить этого командира или начальника в сложное положение, если вдруг вопрос приобретет обостренный характер. Поэтому удары артиллерии (в том числе реактивной) и боевой авиации наносились только по моему решению и с моего ведома. При этом нашей авиации категорически запрещалось приближаться к границе ближе 5 километров, поэтому бомбовые удары они часто наносили из положения кабрирования — не залетая на территорию Пакистана. Это положение, кстати, грубо было нарушено в этом районе в 1988 году полковником А. В. Руцким. При этом его самолет был подбит, сам он катапультировался и приземлился на территории мятежников (в Пакистане). Используя каналы связи наших военных разведчиков и разведчиков КГБ с душманами, а также каналы через Наджибуллу (т. е. все было поставлено "на ноги"), мы сделали все, чтобы его "выкупить", — а у душманов купить можно было все. Решив эту задачу и приведя Руцкого в порядок после тяжелых испытаний, мы направили его, как исключение, учиться в Военную академию Генерального штаба. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Некоторые шутили: "за то, что по своей нерадивости попал в плен". Правда, не выполнили еще одного его пожелания — не присвоили по окончании академии звания генерала. Это его обидело, хотя он прекрасно знал, что таких прецедентов не было. Однако ему пообещали назначить его на генеральскую должность, а звание это он может получить уже в войсках.