Улыбкой растягивающейся зевнут,
тебя затягивают, как спрут.
Неуязвим человек-резина,
кулак затягивает трясина.
Редактор резиновый трусит текста,
в нем вязнет автор, как в толще теста.
Я знаю резиновый кабинет,
где «да» растягивается в «да не-ет…».
Мне жаль тебя, человек-эластик.
Прожил — и пусто, как после ластика.
Ты столько вытер идей и страсти,
а был ведь живой, был азартом счастлив…
Ты ж трусишь, раздувшись поверх рейтуз, —
пиковый, для всех несчастливый рай-туз…
