Игра в обольщение | страница 42
— За плодотворный поиск, — чокнулся с ней Кэмерон.
Эйнсли кивнула, сделала умелый глоток и продолжила раскладывать бумаги в аккуратные стопки.
— Нашла что-нибудь? — заглянул ей через плечо Кэмерон. Отсюда ему открывался великолепный вид на ложбинку между грудей, и он не торопился отвести взгляд.
Эйнсли молилась небесам, чтобы он не стоял так близко. Чулки, которые он надел для прогулки по сырому парку, обтягивали сильные мускулистые ноги, а край килта оказался на уровне глаз Эйнсли.
Она посмотрела на его ступни, большие и крепкие, в безукоризненно сшитых ботинках. К одному ботинку прилипла грязь. Толстая серая шерсть чулок облегала широкие лодыжки. Это были ноги гиганта.
Эйнсли не смогла удержаться, и ее взгляд заскользил выше по ноге Кэмерона, туда, где скрывались под килтом крепкие колени. От него исходило невероятное тепло, которое ощущали ее открытые плечи. Эйнсли ужасно замерзла в саду, но присутствие Кэмерона, совсем рядом, изгнало из тела озноб.
Она заставила себя продолжать разбирать бумаги. Здесь не было никакой эротики, только то, что касалось лошадей, скачек и результатов, истории и родословные жеребцов, записи о купле и продаже лошадей.
— А что это за Жасмин? — поинтересовалась Эйнсли, потому что эта кличка часто встречалась в бумагах.
— Молодая кобыла, которую я тренирую. Лошадь с большими перспективами.
Эйнсли подняла глаза, заметив шрам на внутренней поверхности бедра Кэмерона. Она заставила себя поднять глаза выше, к рубашке и шейному платку, узел которого он как раз расслаблял. Ее взору открылась крепкая загорелая шея, и она почувствовала сладостное волнение. Ей нравилось, когда у него расстегнут ворот.
— Это ваша лошадь? — спросила она, потому что от ее внимания не ускользнули горделивые нотки в его голосе.
— Еще нет. — Кэмерон снял шейный платок и небрежно бросил его на стол. — Проклятый владелец не продает мне ее.
— Почему?
— Потому что он презирает Маккензи. Он лишь позволяет мне тренировать ее, потому что сам не может с ней справиться, хотя кобыла прекрасная и может бежать, ей-богу, может. — Голос Кэмерона потеплел, это был голос человека, который говорит о своем сокровенном желании.
— Какой противный человек.
— И чертовски глупый, — насупил брови Кэмерон, потягивая виски. — Я хочу, чтобы эта лошадь стала моей, уж я бы относился к ней должным образом, если бы только мог заставить Пирсона проявить здравый смысл.
— Боже мой, вы говорите о лошади так, будто делаете предложение о браке.