Ему нравилось, когда она сжимала его плоть рукой, но находиться внутри ее в десять раз приятнее. Она тугая. Необыкновенно тугая. Ему нравится это. Он любит ее.
От последней мысли Кэмерон потерял самообладание. Он выгнулся навстречу Эйнсли, обхватив ее бедра, а она положила руки ему на грудь и раскачивалась на нем, как наездница. Эйнсли задыхалась от наслаждения, а Кэмерон, жадно цепляясь за нее, поднимался все выше и выше, пока с его губ не сорвался хриплый стон: «О черт!»
«Никогда не уходи. Никогда. Мне необходимо это. Ты нужна мне», — пело и ликовало в его душе.
Он прижал к себе Эйнсли, и вскоре они оказались в каком-то тумане — то ли во сне, то ли наяву, — согреваемые теплом камина. Кэмерон прижался щекой к волосам Эйнсли, а ее обессилевшие руки блуждали по его груди.
Ни одной мысли не было в голове Кэмерона. Они просто лежали в объятиях друг друга. В этот момент была только Эйнсли и он. Всё.
Кэмерон оставался с ней, пока за окнами не наступил серый рассвет. Эйнсли спала на его груди, в его объятиях, и ее дыхание согревало его.
Наконец он встал и отнес ее в кровать. Эйнсли продолжала спать. Он нежно укрыл ее одеялом, как когда-то укрывал маленького Дэниела.
— Останься со мной, — прошептала Эйнсли, открыв глаза. — Пожалуйста, Кэм.
Она долго сдерживалась и не просила его об этом. Кэмерон чувствовал, как опять напряглось его тело и что-то мрачное шевельнулось в груди. Этот мрак, эта темнота едва не лишили его дыхания.
Глаза Эйнсли горели желанием, но он, покачав головой, встал с кровати.
— Элинор Рамзи рассказала мне, что вытворяла с тобой твоя жена, — послышался у него за спиной голос Эйнсли. — Я понимаю, почему ты не позволяешь себе спать в одной комнате с женщиной.
Кэмерон резко обернулся. Эйнсли сидела на кровати, натянув до подбородка простыню, и смотрела на него.
— Не только с женщиной — с любым человеком, — поправил он ее. — И Элинор ничего не могла тебе рассказать, потому что ничего не знает.
Этого не знал никто, кроме Кэмерона. Он никому не смог признаться, даже Харту, и уж тем более не хотел рассказывать красивой, чистой Эйнсли, что его жена не только била его той кочергой, но с помощью этой штуки дважды пыталась его изнасиловать.
Он совершенно ясно помнил это, хотя прошло уже много времени. Вспышка боли, выдернувшая его из глубокого сна, смех Элизабет, снова боль, кровь и его собственный крик. Он отшвырнул Элизабет, но она продолжала смеяться.
После этого он позволял себе спать, только когда находился один и за запертой дверью. Но однажды ночью Элизабет перехитрила слугу и опять проникла в спальню Кэмерона. Ему пришлось выставить охрану у своих дверей и у спальни Элизабет. Она страшно ругалась по этому поводу.
