— Я обожаю торты, — пожала плечами Эйнсли.
— В Париже лучшие торты, — сказал Дэниел, вонзая зубы во второй кусок. — В каждом кафе на этом бульваре есть нечто свое, особенное. Можно гулять туда-сюда каждый день и каждый раз пробовать что-то новое.
— Давайте так и сделаем, — улыбнулась Эйнсли.
Кэмерон только смеялся, глядя на них. Он впервые смеялся с тех пор, как Эйнсли присоединилась к нему в Донкастере. И Эйнсли смаковала этот смех, как смаковала остаток шоколадного крема у себя в тарелке.
Вечером Кэмерон показал ей еще один новый мир, тот, который Эйнсли только мельком видела в газетах, в колонках, где описывалась жизнь светского общества. Кэмерон сам выбрал, что ей надеть. Это было платье из темно-красного и серебристого атласа, придуманное Изабеллой, с которым великолепно сочетались бриллианты, подаренные ей Кэмероном в Килморгане.
— Вряд ли это подходит почтенной женщине, — заметила Эйнсли, когда Кэмерон надел на ее шею ожерелье и защелкнул застежку.
— Больше ничего почтенного, Эйнсли Маккензи, — встретился с ней взглядом в зеркале туалетного столика Кэмерон. — Ты очень красивая женщина. И я хочу, чтобы все это видели и завидовали мне.
— Я пошутила.
— А я — нет, — поцеловал ее в шею Кэмерон.
Кэмерон вывел ее на улицу ночного Парижа, и она окунулась в бурлящую жизнь города. До чего же приятно в красивом наряде идти рядом с мужчиной, одетым в черный пиджак и килт. Маккензи теперь принадлежит ей. Дамы смотрели на нее с завистью и любопытством, размышляя, как это белокурое создание поймало в ловушку столь необычного мужчину.
— После этого мы должны попробовать торт, — сказала Эйнсли, сделав глоток шампанского в ресторане «Друан». — Вот тот, шоколадный, с кремом. Мне кажется, это — мой любимый, хотя я и не уверена. Мне еще многое предстоит попробовать.
Торты были самой безопасной темой для разговора. Всякий раз, когда Эйнсли пыталась заговорить о том, чтобы спать в одной кровати, взгляд Кэмерона каменел и он менял тему разговора. Обычно в раздражительной манере. Он сердился, даже если только предполагал, что Эйнсли скажет слово «кровать». Их беседы стали бессодержательными, они по-прежнему страстно занимались любовью, но без слов.
— Большинству женщин хочется бегать по бульварам и покупать украшения и шляпки, — сказал Кэмерон. — А ты мчишься прямиком в кондитерскую.
— Может, потому, — поддержала его беззаботный тон Эйнсли, — что в академии мисс Прингл нам позволяли съесть совсем крошечный кусочек торта. Я привыкла, что если хочу торта, то должна стащить его.
