— Вы знаете Дирка Кройцмана?
— Это имя мне ни о чём не говорит.
— Друг Люка. Вашего возраста. Тёмноволосый плотный парень, работает электриком у вас на предприятии. Вы зовёте его Кройцером.
— Не знаю, кого вы имеете в виду.
— Вы знакомы с шурином Люка, неким Готенбахом?
— Нет. Я ведь не был закадычным другом Олафа! Я всего лишь раза два приходил к нему с магнитофоном.
— А директора Шиффеля вы знаете?
— Этого, с пятого завода? Когда я у них работал, он ещё не был директором, но я его знаю.
— На прошлой неделе вы не встречали его здесь или где-нибудь ещё?
— Он не попадался мне на глаза уже много месяцев.
— Где вы были в четверг и в пятницу на прошлой неделе?
— Минуточку. — Парень вытащил из заднего кармана записную книжку. — В четверг был в Берлине.
— С Люком?
— С Люком? — переспросил он. — Вот смех! С ним, — он хлопнул ладонью по капоту грузовика.
— Олаф Люк тоже собирался в Берлин. Он к вам не обращался?
— Я бы его не повёз. В свободное время — пожалуйста, а на работе.,
— Где вы переночевали в Берлине?
— В отеле «Беролина» мне был заказан номер, но я не остался. Ребятам нужен был материал в пятницу утром, поэтому я вернулся той же ночью. В пятницу проспал до одиннадцати, а после обеда у меня была поездка в Пирну.
— А вечером что вы делали?
— Пошёл в «Шарфе Эккё» выпить кружку пива, а в начале одиннадцатого завалился спать.
— С какого часа вы были в пивном баре?
— Ну, человек! Вам что, нужно моё алиби? Я пришёл туда в восемь.
— А где были между шестью и восемью вечера?
— Ну вот, извольте радоваться! В родном доме, конечно, но мать была на* работе. Приехал их американский коллега. Так что нет алиби.
Симош молчал.
— В газете написано, что убийство произошло на садовом участке Люка, а я понятия не имею, где он, этот участок. На вашем месте я постучался бы в дверь его подружки. Я был у них дважды, и оба раза они лаялись. В последний раз он даже влепил ей пощёчину.
— Ну и что? — сказала фройлайн Заниц. — Если он когда и дал мне по шее, значит, я заслужила. Так мы привыкли разрешать наши разногласия.
— Какие же у вас были разногласия? — поинтересовался Симош.
Мануэла отвернулась.
— Теперь это уже не имеет никакого значения.
— А для нас имеет. Так какие же?
— Ничего серьёзного. — Она вытерла ладонью глаза. — Всерьёз мы никогда с ним не ругались. Случалось, я не так чисто убирала в доме, как он привык у Яны. А когда он обзывал меня неряхой, я приходила в бешенство. Вот и получала порой оплеуху.
— Люк спал и с вами, и со своей женой. Вы никогда его не ревновали?
