Литературные горизонты Радди как-то вдруг и резко расширяются. Один из романов Диккенса (какой, Киплинг не упоминает), чья рукопись была выставлена в Кенсингтонском музее, кажется ему, еще не сочинившему ни строчки двенадцатилетнему мальчишке, «небрежно написанным». «Диккенс пропускал много такого, что потом вынужден был втискивать между строк», — суждение, может, и спорное, но для подростка, согласитесь, весьма неординарное. Радди вдруг осознает, что его собственная мать, оказывается, сочиняет стихи, «что-то» пишет и рисует отец, начинает понимать, что книги и картины принадлежат к важнейшим вещам на свете, что «можно взять ручку и изложить на бумаге то, что думаешь, и никто не обвинит тебя в том, что ты выламываешься!». (Тут, положим, он ошибается: обвинят, еще как обвинят!)
В Юнайтед-Сервисез-колледж, этот питомник будущих «строителей империи», где учащихся, вслед за их отцами, готовили защищать отечество, поступил подросток с совсем другими задатками и устремлениями. Подошло к концу и второе — английское — детство Киплинга.
Глава вторая «ШКОЛА, ОПЕРЕДИВШАЯ СВОЕ ВРЕМЯ»
И опять Редьярд попал не туда, куда хотел. Он-то рассчитывал, вслед за своим кузеном Стэнли Болдуином, учиться в престижной закрытой школе Харроу, кузнице, наряду с Итоном, великих мужей Британии. А попал в никому не известную школу «на краю Англии», с весьма туманными перспективами после ее окончания.
Вот как описывает появление юного Киплинга в Юнайтед-Сервисез-колледж его закадычный друг, скептик и язва, ирландец Джордж Бирсфорд, прототип Индюка в еще одной автобиографической книге писателя «Прохвост и компания»[6]. «Серым промозглым январским днем 1878 года в отделение для начинающих впорхнул живой, подвижный, приземистый, не по годам развитой маленький человечек. Вернее сказать, сначала в комнату ворвалась сияющая улыбка, а уж следом за ней новенький. Верхом на улыбке скакали очки. Сочеталась улыбка с очками плохо: в те дни очки считались признаком угрюмой серьезности и преклонного возраста…Если же присмотреться к этому новому ученику, то над улыбкой можно было разглядеть, как это не удивительно, едва заметные усики, пробивавшиеся над верхней губой… Для своих двенадцати лет Киплинг был невысок, даже очень невысок, но зато подтянут и широкоплеч. При этом он был не мускулист и не жилист и пускать в ход кулаки не любил и не умел — да впрочем, из-за очень сильной близорукости и не мог. Он предпочитал не драться, а дружить, а если с кем и ссорился, то не иначе как заручившись надежными союзниками. Он всегда отличался терпением и способностью добиваться своего не кулаками, а дипломатией».
