Горько было молодому человеку сознавать, что он побежден, что враги восторжествовали над ним.
— Неужели мы умрем в этом подземелье!? — вскричал он в невыразимом отчаянии.
— Успокойтесь, граф, еще не все пропало, — уговаривал его Дик. — Нет такого положения, из которого бы не было выхода. Я не теряю надежды вырваться отсюда и употреблю все усилия, чтобы вас спасти. Я вечно помню завет отца, который постоянно твердил мне: «Дик, если кому-нибудь из Лорагю д'Антрэгов понадобится твоя жизнь, отдай ее, не колеблясь».
Оливье, обливаясь слезами, молча обнял своего друга. Лоран тоже протянул графу руки и сказал с чувством:
— Возьмите и мою жизнь, граф! Я с радостью пожертвую ею ради вас!
Эта сцена тронула даже толстокожего Джона Джильпинга. Он смотрел на трех друзей во все глаза и посапывал носом, бормоча про себя:
— Кажется они люди порядочные, джентльмены. А я-то принимал их за беглых каторжников! Надо им помочь, тем более, что я и сам не имею ни малейшего желания погибать так нелепо!
Случайно расслышав эти слова, Дик сказал вполголоса своим друзьям:
— Я готов переменить свое мнение об этом англичанине. Он, оказывается, вовсе не такая скотина, какой я его считал!
Он подошел к англичанину и молча протянул ему руку, которую тот пожал. Лед был сломан. Оливье и Лоран тоже подошли к Джону Джильпингу и обменялись рукопожатиями, что свидетельствовало о заключении дружеского союза. Заметим, что геолог-проповедник пожал руку Дику и Лорану с гораздо большей сдержанностью, чем графу Лорагю, который сказал ему свое настоящее имя. Но это различие нисколько не укололо искренних друзей графа.
Не прошло и десяти минут с момента взрыва, как произошел феномен, явившийся естественным следствием взрыва и предвиденный Джоном Джильпингом.
Как уже было сказано, сильный запах пороха распространился в подземелье в той его части, где теперь находились путешественники; мало-помалу образовалось густое облако, охватившее всю подземную галерею с тем более упорной медлительностью, что в этом подземелье не было ни малейшего движения воздуха; последнее являлось несомненным доказательством того что впереди ход был завален земляным обвалом. Теперь пороховой дым распространялся только за счет расширения и должен был в конце концов рассеяться вследствие охлаждения газов и поглощения их почвой. Вскоре он до того сгустился в той части подземелья, где находились несчастные, что дышать стало тяжело, и даже их фонарь, за отсутствием притока свежего воздуха, ежеминутно грозил погаснуть, а сами они рисковали задохнуться.
