Артемий Петрович впереди придворных, участвующих в устройстве праздника, поспешил встретить государыню и помочь ей выйти из кареты.
Анна Ивановна остановилась перед домом, осматривала его и осталась очень довольною.
— Мастер же ты, Артемий Петрович! Большое спасибо тебе за утеху.
— Меня воодушевляло сердечное желание доставить удовольствие вашему величеству.
— И доставил, истинно доставил. А что смотрит народ вон там? — спрашивала императрица, указывая на одну из пирамид.
— Это, ваше величество, картинка, выставленная для потехи народа.
— Весьма остро придумано и знатные картинки. А что это изображает? — спросила опять государыня, когда яркий фонарь обратил к ней одну из картин, выделяющуюся густыми красками.
— Этот сухопарый оборванец, в треугольной шляпе, со скребницею и щёткою, изображает, ваше величество, немца, когда он голодный бредёт в Россию, а следующая картина — того же немца, только уже на коне и разжиревшего от русского хлеба. От сытости и благодушия, видите, ваше величество, как он колотит народ дубиною по головам? — объяснял Артемий Петрович несколько упавшим голосом.
Лёгкая тень неудовольствия пробежала по лицу Анны Ивановны. Она ничего не сказала, закусила нижнюю губу и задумалась.
Очнувшись от нового резкого крика слона, государыня снова обратила внимание на ледяной дворец.
— Эти пушки, Артемий Петрович, тоже ледяные? — допрашивала она, по особому пристрастию к стрельбе.
— Я делал опыты, ваше величество, и они удались. Не угодно ли приказать теперь же произвести пробу?
— Пожалуйста, Артемий Петрович, прикажи стрельнуть. Очень любопытно.
По распоряжению Артемия Петровича зарядили пушку зарядом из четырнадцати фунтов пороха и железного ядра, в шестидесяти шагах поставили доску в виде мишени в два дюйма толщиною. Раздался выстрел и ядро пробило доску насквозь. Пушка осталось неповреждённою.
— Жаль, вот кампания кончилась, — высказала государыня, улыбаясь, — а то бы ты, Артемий Петрович, пошёл бы на турку со своею артиллериею.
Артемий Петрович хотел было блеснуть приличною экспликациею, но его перебил Александр Борисович Куракин, высказавший громко и ядовито:
— Турецкая луна хоть и вовсе не греет, а всё бы растопила игрушки господина кабинет-министра.
Анна Ивановна показала вид, что не обратила внимания на замечание Куракина, а чтобы не дать вспыхнуть ссоре, которую всегда можно было ожидать от вспыльчивого характера кабинет-министра, обратилась к нему с удвоенною любезностью:
