— Первее всего, — отвечал оракул, выказывая крайнее смущение от неожиданного известия, — первее всего надлежит озаботиться о наследии престола, о преемстве императора Иоанна, о чём императрица изволила заявлять неоднократно.
— Но император в пелёнках, кто же будет править? — с нетерпением перебил Левенвольд.
— Править? — с недоумением переспросил Остерман, как будто этот естественный вопрос никогда не приходил ему в голову, — править могла бы и мать его величества, при помощи совета из тех же лиц, которые теперь занимаются управлением.
Этот ответ передал Левенвольд герцогу на ухо по возвращении во дворец.
— Что за совет! сколько голов, столько и разных мыслей будет! — сердито проворчал герцог, уходя в опочивальню государыни.
В это время вошли кабинет-министры Бестужев и князь Черкасский, предуведомлённые и настроенные как следует. Услужливый барон, сообщая Бестужеву о трудном положении государыни, не преминул высказать напрямик необходимость поддержания Бирона.
— Если герцог не будет правителем, — говорил он, — то мы, немцы, тогда пропадём. Нельзя ли как-нибудь стороною попросить об этом императрицу, а то самому герцогу за себя просить неловко.
Бестужев обещал, сознавая, что и сам он, хотя и не немец, а без покровительства герцога пропадёт.
Собравшиеся Левенвольд, Миних, Бестужев и Черкасский, сгруппировавшись в кружок, тревожно перекидывались между собою отрывистыми фразами, не сводя глаз с двери, откуда должен был прийти герцог с вестями о государыне.
Через несколько минут вошёл герцог.
— Императрица пребывает в страшном беспокойстве от своей болезни, — начал он и потом, подумав, продолжал, перебиваясь и путаясь: — Я предлагал её величеству объявить наследницею принцессу Анну Леопольдовну, но государыня решительно отказала, говорит, что не только наследницею, но и правительницею её не назначит… Наследником своим она желает иметь внука, а о том, кому быть правителем, надобно подумать нам…
Наступило молчание. Положение присутствующих было затруднительно: герцог молчал, так как предлагать себя, как бы ни был он бесцеремонен, всё-таки считал неуместным. Миних молчал, выжидая, какой ход примут обстоятельства, молчал так же и Левенвольд. Обязанность первого голоса должна была лежать на кабинет-министрах, но они без головы своей, вице-канцлера, не могли высказывать свого мнения.
Наконец было решено обоим министрам ехать к вице-канцлеру и посоветоваться у него на дому. Дорогою, сидя в одной карете, министры, естественно, начали разговор о злобе дня.
