Зачистка установлена чьим-то распорядком на два часа, мы окончили ее за полчаса и теперь ждем непонятно у какого моря погоды.
Грозный!.. Сладкая сказка моей юности! Как я мечтал о тебе тогда, в черный год твоего падения! Первая чеченская война, которая обошла меня стороной, но с которой я неразлучно прошел все ее дороги до грузинских границ. Я, хилый четырнадцатилетний пацан, тогда спал и видел себя, штурмующим город, падающим десантом на головы врагов, рубящимся в рукопашной драке, первым въезжающим на продырявленном БТРе в стреляющий город. Это я хоронил павших своих товарищей, ненавидел и жестоко мстил за их смерти. Это я дрался за войну до победного конца, око за око, жизнь за жизнь! Грозный!.. Нигде я не мечтал оказаться так, как здесь. Тысячи городов, разбросанных по земному шару, не могли и на десятую часть заслонить света твоих кровавых пожарищ и гибельного торжества смерти. Город, который был разрушен именно для того, чтобы провести через себя горестную дорогу моей судьбы.
Ужасная, бездумная мечта глупой молодости, который год таскающая меня сюда, привела наконец в этот город на Сунже. В Грозный, который я теперь хочу забыть.
Мы садимся в машины и, сопровождаемые омоновцами, едем в отдел. Странная загадка этого сопровождения открывается на Минутке. Первая машина встает посередине площади. Это заслон.
Усталость, голод и ноющая обида держат нас за горло. Там, совсем рядом, какой-то километр отсюда, ненавидимый в иные часы, но такой близкий и любимый сейчас, остывает пыльный гранит отдела. Здесь, среди сухого поля Минутки, лежит дергающееся тело автомобильного потока.
Я с Плюсом останавливаю сразу две машины, не торопясь проверяю документы, мельком заглядываю в багажники. Мимо Тамерлана, виляя в сторону, проходит синяя «девятка», тот не успевает махнуть рукой и кричит нам, чтобы мы ее остановили. Но и я, и Плюс отворачиваемся и делаем вид, что не слышим. К черту эту «девятку»! Кому надо, тот и остановит. На самом краю Минутки омоновец с кривым оскалом разбитых зубов кладет перед самым носом машины очередь. Пучок искр взлетает и гаснет над асфальтом. Машина останавливается. Два кадыровца машут перед омоновцами красными корочками.
— Свои. Опаздываем.
Ночь застает нас на площади. Вся жизнь города, такая вялая и затасканная днем, оживает именно сейчас. Где-то со стороны гор вздохнула артиллерия. Из глубин самого Грозного посыпалось мелкое эхо перестрелки. Чеченский ОМОН устраивает беспрерывный фейерверк. За Романовским мостом шипят осветительные ракеты с блокпостов. Громадные тени красного, зеленого, желтого цвета корчатся и прыгают на изрубленных монолитах Минутки, будто смеются беззубой пастью в пенном облаке ночи.
