Клетки больших кошек я всегда чистил идеально. Воспоминания о нескольких случаях, когда я навлек на себя бешенный гнев мистера Индразила, все еще вызывают у меня дрожь в коленках.
Главным образом, это были его глаза – большие, темные и абсолютно пустые. Глаза, и чувство, что человек, способный контролировать семь бдительных хищников, заключенных в маленькую клетку, должен и сам быть отчасти диким.
И единственные две вещи, которых он боялся, были мистер Легре и тигр нашего цирка, огромный зверь по имени Зеленый Ужас.
Как я уже говорил, я впервые увидел мистера Легре в Стьюбенвилле, и он пристально смотрел в клетку Зеленого Ужаса, словно тигр знал все секреты жизни и смерти.
Он был худым, мрачным, тихим. Его глубоко сидящие глаза хранили выражение боли и тяготящей силы в их отливающих зеленью глубинах, и руки неизменно были скрещены за спиной, когда он задумчиво смотрел на тигра.
Зеленый Ужас был истинным зверем. Он был огромен, прекрасный представитель своего вида, с безупречно полосатой шкурой, изумрудными глазами и мощными клыками, похожими на пики из слоновой кости. Его рев обычно заполнял цирковую площадку – свирепый, разгневанный и чрезвычайно дикий. Казалось, он бросает вызов всему миру.
Чипс Бэйли, который был с Фарнум & Вильямс с незапамятных времен, рассказал мне, что мистер Индразил всегда использовал Зеленого Ужаса в своем номере, до одной ночи, когда тигр прыгнул внезапно со своей тумбы и едва не сорвал ему голову с плеч, прежде чем он смог выбраться из клетки. Я заметил, что волосы мистера Индразила всегда зачесаны назад и закрывают шею.
Я до сих пор ясно помню тот день в Стьюбенвилле. Было жарко, невыносимо жарко, и люди были одеты легко. Поэтому мистер Легре и мистер Индразил выделялись. Мистер Легре, безмолвно стоящий рядом с клеткой тигра, был полностью одет, в костюме и жилете, на его лице не было следов пота. А мистер Индразил, облаченный в одну из своих прекрасных шелковых рубашек и белые габардиновые бриджи, уставился на них обоих, лицо мертвенно-бледное, глаза вытаращены с безумной яростью, ненавистью и страхом. Он принес скребницу и щетку, и его руки дрожали, судорожно вцепившись в них.
Внезапно он увидел меня, и его ярость нашла выход.
– Ты! – закричал он. – Джонстон!
– Да, сэр? – В животе у меня похолодело. Я знал, что гнев мистера Индразила сейчас обрушится на меня, и эта мысль делала меня слабым от страха. Я считаю себя довольно храбрым, и, будь это кто-нибудь другой, думаю, я бы обязательно постоял за себя. Но это не был кто-нибудь другой. Это был мистер Индразил, и глаза его были безумны.
