Гец. Они скажут, что мои земли перешли к императору.
Зикинген. Тогда мы скажем, что ты берешь их по найму до тех пор, пока император не даст их тебе снова в лен. Пусть вертятся, как угри в верше, — от нас им не ускользнуть. Они станут говорить об его императорском величестве и о своих полномочиях. Нам это безразлично. Я тоже знаю императора и кое-что для него значу. Он всегда хотел иметь тебя в своем войске. Ты не засидишься — он скоро призовет тебя.
Гец. Дай бог, чтобы поскорее, пока я не разучился биться.
Зикинген. Отваге нельзя разучиться, как нельзя и научиться. Не тревожься ни о чем! Когда дела твои устроятся, я поеду ко двору, потому что замысел мой созрел. Благоприятные предзнаменования велят мне: начни! Мне остается только выяснить, каковы настроения императора. Трир и Пфальц ожидают скорее падения небес, чем того, что я свалюсь им на голову. Я примчусь, как гроза! И если нам удастся устроить нашу судьбу, — то ты скоро будешь зятем курфюрста. Я надеялся на твой кулак, замышляя это.
Гец(смотрит на свою руку). О! Так вот что значил сон, который я видел накануне того дня, в который обещал Марию Вейслингену. Он мне клялся в верности и сжал мою правую руку так крепко, что она вышла из поручней и как бы обломилась. Ах, ныне я беззащитней, чем был в тот миг, когда ее отстрелили. Вейслинген! Вейслинген!
Зикинген. Забудь предателя. Мы разрушим его козни и подорвем его влияние, а совесть и стыд пусть сведут его в могилу. Я вижу, вижу духовными очами, что мои враги и твои враги будут ниспровергнуты. Гец, еще только полгода!
Гец. Полет души твоей высок. Не знаю почему, но с недавних пор моя душа уже не ждет радостей. Я не раз бывал и в горшей беде, был я и в плену, но так, как сейчас, я себя никогда не чувствовал.
Зикинген. Счастье дает отвагу! Идем к парикам! Довольно им толковать, теперь мы потрудимся.
Адельгейда. Это ужасно!
Вейслинген. Я скрежетал зубами. Такой чудесный замысел, такое удачное выполнение — и в конце концов он отпущен в свой замок! Проклятый Зикинген!
Адельгейда. Они не должны были этого делать.
Вейслинген. Им не было выбора. Что они могли поделать? Зикинген грозил огнем и мечом, надменный, бешеный человек! Ненавижу его! Его влияние растет, как ноток, который если поглотил один-два ручья, то остальные впадают сами собой.
Адельгейда. Разве не было у них императора?
Вейслинген. Милая жена, он — лишь тень императора, он становится стар и слаб. Когда он узнал о том, что случилось и я стал горячиться так же, как и все остальные военачальники, он сказал: «Оставьте их в покое! Ведь могу же я дать местечко старому Гецу, и если он там будет сидеть тихо, на что вам тогда жаловаться?» Мы заговорили о благе государства. «О, — сказал он, — если бы у меня нашлись советники, которые направили бы мой беспокойный дух на счастье отдельных лиц!»
