Собрание сочинений в десяти томах. Том четвертый. Драмы в прозе | страница 19
Вейслинген. Что сказал он о предложениях?
Франц. Сначала он все хотел отдать — и отрока, и еще сверх того денег, чтобы только освободить вас. Но когда узнал, что вы освободитесь и без того и что лишь слово ваше будет залогом за отрока, он решил повременить. Он дал мне сотню поручений к вам, но я их все перезабыл. Это была длинная проповедь на тему — я не могу обойтись без Вейслингена.
Вейслинген. Придется привыкнуть.
Франц. Что вы хотите сказать? Он говорил мне: «Пусть поспешит, все ждут его».
Вейслинген. Пусть ждут. Я не еду ко двору.
Франц. Не едете? Господин мой! Да что на вас нашло? Если б вы знали то, что я знаю! Если б вам присниться могло то, что я видел!
Вейслинген. Что с тобой?
Франц. При одном воспоминании — я вне себя. Бамберг — не Бамберг больше, ангел в женском образе превратил его в преддверие рая.
Вейслинген. И только-то?
Франц. Будь я поп, если вы, увидев ее, не перестанете владеть собою.
Вейслинген. Кто же она?
Франц. Адельгейда фон Вальдорф.
Вейслинген. Она! Я много слышал об ее красоте.
Франц. Слышали? Это так же верно, как если б вы сказали, что видели музыку. Разве язык может изобразить хоть одну черточку ее совершенств! Ведь даже глаз теряется в ее присутствии.
Вейслинген. Ты не в своем уме?
Франц. Может быть. Когда я видел ее в последний раз — я был не разумней пьяного. Или, вернее сказать, я ощущал в это мгновение то, что чувствуют святые перед небесным видением. Все чувства стали сильней, возвышенней, совершенней, но были в бездействии.
Вейслинген. Это странно.
Франц. Когда я прощался с епископом, она была у него. Они играли в шахматы. Он был так милостив, что протянул мне руку для поцелуя и сказал мне многое, но я ничего не слышал. Потому что смотрел на его соседку. Она устремила глаза на доску, как бы обдумывая решительный удар. Черточка легкой настороженности змеилась на щеке возле рта. О, если б я был королем из слоновой кости! Благородство и доброта сияли на челе ее! А черные волосы — как оттеняли они ослепительное сияние ее лица и груди!
Вейслинген. Да ты стал настоящим стихотворцем!
Франц. Значит, в это мгновение я ощущаю то, что превращает нас в поэтов, сердце мое полно — полно единым чувством! Когда епископ окончил речь и я поклонился, она взглянула на меня и промолвила: «И от меня привет незнакомки. Скажи ему, чтоб приезжал поскорее. Его ждут новые друзья. Он не должен пренебрегать ими, хоть и богат старыми друзьями». Я хотел что-то ответить, но путь от сердца к языку был прегражден, и я лишь поклонился. Я отдал бы все на свете за то, чтобы посметь поцеловать кончики ее тонких пальцев! Пока я медлил, епископ уронил пешку, я нагнулся за нею и, подымаясь, коснулся края ее платья, огонь пробежал у меня по жилам, и я не знаю, как нашел дверь.