— А ты все скучаешь?
Девочка кивнула, словно провинилась в чем-то.
— И ни с кем еще не познакомилась? — Асе было искренне жаль ребенка, но какая из нее подруга для шестилетней девочки?
— Живет здесь мальчик, — поделилась Катя, — но он уже школьник, перешел во второй класс.
— И ты скоро станешь школьницей, Катюша, — резонно возразила Ася. — У тебя такой красивый мяч.
Девочка нехотя пожала плечами, по-женски не желая признавать фиаско в новом знакомстве. Но ведь с подругой можно поделиться.
— У него велосипед. Он катается вокруг дома, видела?
— Нет, — печально ответила Ася. Конечно, мяч не может сравниться с велосипедом. И возмутилась: — Эти несносные мальчишки!
— А ты еще поиграешь со мной? — жалобно спросила Катя.
Иван сидел на кухне и медленно пил безвкусный кофе. После трехдневного запоя голова, казалось, имела форму квадрата и отнюдь не спешила приобретать естественные очертания. Меланхоличный голос Насти за распахнутым окном отозвался тупой болью в солнечном сплетении, которая и застряла там, балансируя от желудка к паху и обратно. Ему бы уйти, чтоб не слышать и не думать о ней, но Иван бессознательно напряг слух, улавливая каждое слово, сказанное за окном.
— Я… знаю… пять… имен… девочек, — мерно выговаривала Ася в такт ударяющемуся о стену мячу. — Катя — раз…
«Настя… Настя… — считал Иван. — Настя… Настя…»
— Теперь твоя очередь, Катюша.
— Ася, а что значит «несносный»?
Последовала долгая пауза.
— Это значит…
— Это значит, — Иван подошел к окну, уперся плечом в раму, — когда ты вырастешь, не сносить мальчишкам головы.
— Дядя Ваня! — обрадовалась Катя. — Здравствуй!
— Здравствуйте, сударыни. — Он старался не смотреть на Настю, думая, какой черт его дернул ввязаться в чужой разговор непрошеным собеседником. В нем еще говорило уязвленное самолюбие, но желание увидеть девушку оказалось сильнее. Ноги сами понесли его к окну, и лишь потом он удивленно осознал, что с трудом отводит глаза от своей обидчицы.
Ася тоже старательно избегала его взгляда. Она пролепетала «здравствуйте» так, что лишь по губам можно было догадаться. Взгляд Ивана там и остался.
— А почему «не сносить мальчишкам головы»? — допытывалась Катя. — Я ведь не буду рубить им головы. Ведь так?
И она захихикала от нелепости такого предположения.
— Надеюсь, ты не будешь так жестока, Катерина, — кивнул головой Иван и тихо добавил: — Чего не скажешь о других.
— Я не жестокая, — с обидой ответила Катя. — А ты небритый!
Иван усмехнулся, потер ладонью лицо с трехдневной щетиной, надеясь, что загар скроет краску стыда.
