— Давай мотать отсюда, Нито, — сказал я, когда мы дошли до середины коридора. — Есть же какой-то выход, такого просто быть не может.
— Конечно, только погоди немного, я чую, за нами следят.
— Никого нет, Нито.
— Вот именно, болван.
— Не спеши, Нито, давай постоим немного тут. Я должен разобраться, что происходит, разве ты не видишь, что...
— Гляди, — сказал Нито; и правда, дверь, мимо которой мы только что прошли, теперь была распахнута настежь, и за ней виднелась форма Фьори. Не было никакой причины подчиняться Фьори, надо было вернуться назад, подойти к нему и толкнуть его, как тысячи раз мы толкали друг друга в шутку или всерьез на переменах. И не было причины идти дальше по коридору к двум закрытым дверям, одна прямо перед нами, а другая — сбоку, и незачем было Нито лезть в одну из них и слишком поздно понять, что меня нет рядом, что я как дурак сунулся почему-то в другую, то ли по ошибке, то ли желая характер показать. И уже не повернешься и не выйдешь, комната залита фиолетовым светом, и все лица обращены к тому, на что и он уставился тотчас же, едва вошел: аквариум посреди комнаты, прозрачный, почти до самого потолка куб, и такой огромный, что едва оставалось место для тех, кто припал к его стеклу и смотрел в зеленоватую воду, рыбы медленно скользили, а в комнате стояла такая тишина, как будто это не комната, а тоже аквариум с окаменевшими мужчинами и женщинами (это были мужчины, но они были женщинами), прилипшими к стеклу; и тут-то Нито обернулся, тут-то и подумал, ну где же он, этот мерзавец Тото, куда подевался, болван, и хотел уже повернуться и выскочить назад, да зачем, ведь ничего не происходит, и застыл на месте, как остальные, и смотрел на них, разглядывающих рыб, и узнавал одного за другим: Мутиса, Борова-Делусиа и остальных из шестого гуманитарного, задаваясь вопросом, почему они, а не другие, как уже спрашивал себя, почему такие, как Рагуззи, и Фьори, и Морейра, почему именно те, которые не были нам друзьями днем, почему все это странное дерьмо, именно они, а не Лайнес, или Делич, или кто-нибудь еще из наших товарищей, с которыми мы часто говорили, бродили, строили планы, и почему, в таком случае, Тото и он оказались среди этих других, хотя, конечно, сами виноваты, полезли в школу ночью, и эта вина повязала их со всеми теми, кого днем они терпеть не могли, с отборными сукиными детьми, не говоря уже о Хромом, о сухаре Ириарте и сеньорите Маджи, и она тоже здесь, единственная взаправдашняя женщина среди всех этих подонков, этого отребья.
