Но тут же зло усмехнулся, вспомнив, что именно старший Пепеляев был лидером партии, предложившей ему, Колчаку, пост диктатора. Да и помимо того адмирал немало обязан Виктору Николаевичу, постоянно старавшемуся «приблизить верховного правителя к простому народу».
Впрочем, долг не остался без платежа. Тотчас после переворота, сделавшего Колчака диктатором, Виктор Пепеляев стал директором департамента милиции, вскоре — товарищем министра внутренних дел, министром. Все эти долгие месяцы он был членом совета верховного правителя. И вот теперь, наконец, Виктор Николаевич — премьер правительства. Он, Александр Васильевич, заплатил этому недалекому и трусливому человеку доверием за доверие.
Правда, назначение это состоялось в дни, когда армия и правительство бежали из Омска. «Доверие»! Оно явно смахивало на желание спихнуть с себя хотя бы часть власти и ответственность перед историей.
Колчак передал тогда Пепеляеву «Грамоту», подписанную в Новониколаевске[9] двадцать третьего ноября минувшего года. Адмирал знал ее всю, от первого до последнего слова, и, точно издеваясь над собой, повторял сейчас, иронически растягивая слова:
«Виктор Николаевич. Признав необходимым в тяжелых условиях, переживаемых страной, образование власти гражданской, твердой в стремлении к водворению правопорядка и проникнутой единой волей к борьбе с большевизмом до окончательного его искоренения и в этих целях внутренне объединенной, зная вашу несокрушимую энергию, стойкость в проведении мероприятий истинно государственных, я призвал вас на пост председателя Совета министров…»
Колчак усмехнулся. «Воля… энергия… стойкость…» Эта туша, бормотавшая по дороге в тюрьму что-то о своем примирении с Советской властью и жалко глядевшая на своих конвоиров, — это «воля» и «стойкость»?!
Им придется умирать вместе, им — совершенно непохожим друг на друга людям. На одно мгновение он представил себе Пепеляева — очки или пенсне, чиновничьи усики, парикмахерская точность пробора — и подумал о том, что этот ничтожный человек находится сейчас, вероятно, в состоянии прострации.
Адмирал закурил и стал жадно глотать дым.
В сорок шесть лет он достиг всего, о чем тщеславно мечтал, и вот теперь летит в пропасть и знает, что не встретится на его пути ни куст, ни дерево, ни камень, за которые можно зацепиться и спасти себе жизнь. Там, на самом дне гигантского провала, в зазубринах и обломках, громоздится скала, о которую он расшибется вдребезги, так что и кровавой каши в память о нем не останется на земле.
