Камень-обманка | страница 125



Шагая по ночной станции и думая о своих бойцах, Рокоссовский совершенно утвердился в мысли, что пришло время, когда он вполне может воевать. Что б там ни бубнили лекари, он — кавалерист, а не пехотинец. А коннику совершенно не обязательно иметь совсем здоровые ноги. Вот битые руки — это, конечно… Битыми руками шашкой не помашешь!

Где-то во тьме блеснул сноп искр, выброшенный из паровозной трубы. Рокоссовский прислушался к звону вагонных буферов и шипению локомотивов. Он с удовольствием подумал о том, что узкая ниточка Кругобайкальской дороги, нигде не прерываясь, тянется по Сибири, уходит на Урал, извивается по густо заселенным равнинам русской и западной Европы. И если сесть в вагон поезда, или в теплушку, или даже на платформу, то через месяц вполне можно добраться до Перми или Екатеринбурга. И коли он останется жив, обязательно когда-нибудь сделает это, чтоб повидать места, пройденные с боями.

Вспомнился конец июля девятнадцатого года. В эту жаркую во всех отношениях пору его Каргапольский кавалерийский отряд перебросили в 3-ю армию Восточного фронта. Через несколько дней Константин Константинович был назначен командиром 30-го отдельного кавалерийского дивизиона 30-й стрелковой дивизии. Часть носила имя Урала, вся дивизия была сформирована из горняков, металлургов и крестьян горного края, и двадцатидвухлетний командир гордился этим.

Еще на русско-германской войне, которую он, разумеется, не успел забыть (в первые же месяцы мировой войны, в свои восемнадцать лет, он заслужил Георгиевский крест), драгун проникся глубоким уважением к бойцам уральских и сибирских частей, к людям, на терпение и боевую ярость которых можно положиться в самых трудных условиях обороны и многодневного — тяжкого и все-таки радостного — наступления.

Начав бои под Екатеринбургом, краском глотал пыль и снежную завируху, мерз и, обливаясь по́том, стрелял и рубился на бесконечных пространствах восточной России, — всюду, куда кидала его буйная военная судьба.

Навечно, кажется, остались в его памяти день и ночь седьмого ноября девятнадцатого года. Вся армия, как могла, праздновала годовщину Великого Октября, и коммунист Рокоссовский, только что награжденный орденом Красного Знамени, решил тоже отметить с честью дорогое число.

Отдельный Уральский кавалерийский дивизион в темноте осенней ночи прорвал боевые порядки белых и очутился у них в тылу. Захватив пленных, уральцы узнали: в станице Караульной стоит штаб Омской группы Колчака. Рокоссовский не мог отказать себе в удовольствии напасть на ничего не подозревавших офицеров и генералов штаба.