— Слыхал.
— С тем Титовым я у Шершней дрался, в шести верстах от Челябы. Еще монархиста Рогожина ловил — был такой. В кавполку и в 109-м пехотном партийную агитацию вел, среди солдат-мусульман — тоже. Партия велела, я — делал.
Он усмехнулся.
— Ты что? — поинтересовался Нейман.
— О Кудашевой знаешь? Княгиня. Крайне коварная бабенка была. В штанах щеголяла. Кинжал, револьвер, шашка. Только что «Льюиса» не имела…
— Ну и что?
— За царя агитировала… За дамочкой этой я тоже гонялся.
Степан помолчал.
— Мало?
— Мало. Давай еще. По порядку.
Вараксин внезапно спросил:
— Златоуст твоя бригада брала?
— Верно, — подтвердил Нейман. — После Уфы.
— Я тебя знаю, — похвалился казак. — Сильно Колчаку влепил. И в Златоусте, и в Челябе.
— Опять верно, — сказал молодой человек. — Хорошо знаешь… Только не я влепил — бригада. А зачем говоришь о том?
— В Челябинске, может, помнишь — рабочие в тыл Колчаку ударили. Четыре сотни. Шахтеры, железнодорожники, и со «Столля» немало. Я привел.
Вараксин глотнул дыма, поскреб щеку ногтями, потянулся к затылку.
— Так в армии и остался. После Челябы пешей разведкой командовал — в 27-й дивизии. Потом — эскадроном, в 26-й. Кое-какие записочки о боях вел, бумажками из белых штабов не гнушался. Попадались — на память брал.
— Вот видишь! — снова засмеялся Нейман. — Не зря мы тебя на историю кидаем. Мне Гайлит говорил…
— Проболтался я, — сокрушенно сказал Степан, поднимаясь со стула, — вывернул ты меня наизнанку, Нейман… Все, значит? Могу идти?
— Пойдешь. Теперь вовсе понятно, кто такой.
Штабисты вежливо улыбались. Этот казак с русой гривой, в гимнастерке, на которой резко выделялся алый бант с орденом Красного Знамени, повидал, небось, немало и все-таки был по-детски непосредственен и даже наивен. Широкая грудь, распиравшая гимнастерку, крепкие руки, туго спеленутые рукавами и, улыбка, то и дело разжимавшая ему губы, — свидетельствовали о его физическом и душевном здоровье.
Нейман побарабанил пальцами по столу, кивнул Степану.
— Отдохни ночь — и скачи к начдиву Яну Гайлиту, проверь, где 227-й полк. Был приказ командарма — выдвинуть его в долину Эгин-Гола. Уточни.
— Я же — делопроизводитель… — усмехнулся Вараксин. Его коробило это слово.
— Ну, будет тебе, не спорь…
И утром Степан во всю мочь понесся в свою дивизию, удивляясь перемене своей жизни и тому, как он легко уступил комкору.
«Где я его видел? — думал Вараксин. — Видел же где-то… Где?».
И вдруг вспомнил лето девятнадцатого года, рев раскаленных пушек, дым и огонь над деревянными окраинами Челябы. 5-я армия красных вышла тогда на ближние подступы к городу и двадцать четвертого июля атаковала оборону Колчака.
