В правом кулаке незнакомец что-то держал. Андрей подумал сначала, что это камень, но, приглядевшись, понял: хлеб. Раненый сильно сжимал черствый кусок пальцами, точно хотел бросить им в Россохатского.
Глаза незнакомца были наполнены страхом и злобой, и все же Андрею показалось: человек не в себе и не понимает, где он и что с ним.
И словно в подтверждение этого раненый закричал:
— Уйдите! Уйдите, говорю… или не отвечаю за себя!
Андрей пожал плечами, будто хотел сказать, чтоб беглец не занимался глупостями.
— Можете встать? — спросил он.
Раненый молчал, в упор глядел на офицера, не меняя своей неудобной позы.
— Кто вы? — спросил Андрей.
Незнакомец несколько секунд разглядывал Россохатского и вдруг сказал почти осознанно:
— Прочь!.. Голова разламывается…
Он попытался подняться, но упал навзничь и затих.
— Кругом люди, вас схватят, — проворчал Андрей, помогая неизвестному сесть. — Кто вы такой?
Возможно, человек почувствовал в голосе офицера добрые нотки и выдохнул устало:
— Учитель. Из поселка Мандал.
— Коммунист? — спросил Андрей, с пристальным интересом вглядываясь в лицо пожилого человека.
— Да! — закричал раненый. — И вон отсюда, пока вас…
— Вы бредите, — пытаясь его успокоить, перебил Андрей. — Не бойтесь, мой отец тоже учитель и тоже русский человек. Я не сделаю вам зла.
«Для чего это говорю? — тут же подумал Россохатский. — Господи, как все мутно…»
— Подождите, сейчас приду. Принесу что-нибудь поесть и укрыться.
Вернувшись вновь на чердак, Россохатский увидел: учитель лежит у самой двери, и в руке у него по-прежнему зажат кусок хлеба. Раненый, вероятно, пытался скрыться, но у него не хватило сил, и он впал в беспамятство.
Андрей оттащил его подальше от двери, положил рядом флягу с водой, кусок холодного мяса и бутылку водки. Потом забросал раненого сеном и ушел.
Уже спустившись вниз, вспомнил, что собирался принести какую-нибудь одежду, да вот… «Ладно, в другой раз» — подумал он.
С тех пор, всякое утро, поднимаясь за сеном для коня, Россохатский оставлял в углу воду и котелок с едой.
Однажды, когда он спускался с чердака, его увидел Еремеев, прибежавший за Андреем. Россохатского срочно требовал Унгерн. Сотник направился в штаб, а генеральский адъютант задержался у сарая.
Через сутки, забравшись на чердак, Андрей тихо позвал незнакомца. Никто не отвечал. Россохатский разворошил остатки сена: человек исчез. Может, он окреп и постарался выбраться из Урги.
Теперь, шагая к Сипайло, сотник думал о том, что он скажет начальнику «Бюро политического розыска», если тому, действительно, стало известно о случае на чердаке. И, ощущая холодок в груди, понял: оправдаться не сможет, и это — конец.
