– У нас, то есть у нашей нации, нет права первородства на эту страну. И ни у кого его нет, – говорил внуку Белый Лук, сидя с ним в вигваме, который они установили под обрывистым берегом реки, сверкавшей коркой льда и инея в бледном лунном свете. – Наш род, как я узнал с помощью духов, пришел из Азии после того, как много месяцев покочевал по заснеженным равнинам Сибири. Его не страшили сплошные льды на месте нынешнего Берингова пролива. В те времена Азия и Америка были единым целым, а там, где сейчас плещут ледяные воды, виднелись лишь небольшие озерца. Наши предки прошли Аляску и двигались на юг, все время на юг. Что заставляло их делать это? Возможно, бесконечные льды. По правде говоря, даже духи не дают определенного ответа, так что я, наверное, не получу его до тех пор, пока моя душа не отлетит на небо, где я узнаю все.
Белый Лук говорил, а его пальцы работали, обматывая сырое сухожилие вокруг обсидианового наконечника для стрелы, который он собственноручно обтесал до остроты жала. Он крепил его к ровной и гладкой ветке дикой смородины. Для стрелы он предпочитал именно ее, поскольку она гибкая и такая прочная, что, даже если раненный такой стрелой бизон упадет вместе с ней, она не сломается, а лишь глубже вонзится в его тушу.
– Мы тогда, скорее всего, были китайцами, – добавил Белый Лук, – и, возможно, не так уж и сильно отличались от тех кочевников, которые потом стали нынешними японцами.
Тут он поднял еще неготовую стрелу и примерил ее к правой руке Вулфа, от плеча до конца среднего пальца мальчика. Он отметил эту длину на древке стрелы угольком, а потом с помощью джутовой веревки замерил расстояние от правого запястья внука до первого сгиба все того же среднего пальца. Вулф наблюдал, как дед складывает оба отрезка, которые вместе составят общую длину стрелы. Именно так умельцы по изготовлению стрел делали это оружие на заказ специально для наиболее уважаемых людей "нации". Вулф с удивлением понял, что Белый Лук мастерит эту стрелу для него.
Он любил наблюдать за руками деда – такими большими, умелыми и, в отличие от самого этого человека, совсем не пугающими. В них не было ничего таинственного – просто инструменты для творчества и исцеления.
Становилось все холоднее. С каждым днем, проведенным на этой широкой равнине из обледеневшей соли, Вулф ощущал, как холод все глубже, до самых костей, проникает в него. Он двигался замедленно и с трудом, как какое-нибудь складное двухмерное сооружение. А на Белого Лука холод, казалось, не действовал вообще. В самом деле, бывали дни, когда он выходил из вигвама вовсе без рубахи. В таких случаях Вулф долго приглядывался к деду, выискивая следы воздействия низкой температуры на его голую кожу. И ничего не находил. Тогда он вспоминал, как старик ткнул руку под лед и вода из ледяной превратилась в горячую.
