Разум Акико заполняли мрачные видения. Казалось, мириады демонов ада восстали со всех покрытых плесенью постелей и танцевали теперь в языках пламени, бушующего перед ее глазами. Ее голова моталась из стороны в сторону, длинные распущенные волосы били Сато по лицу, еще больше распаляя его эго.
Кёки. Учитель тьмы.
Это имя, неожиданно всплывшее в памяти, заставило ее застонать и закусить губу. Перед ней развернулись воспоминания — словно саван на мертвеце. И этим мертвецом была она.
Они качались вверх и вниз, как корабли в ночном штормовом море. Стиснутая крепкими объятиями Сэйити, Акико не противилась его грубой силе, но в уголках ее губ появилась пена, а в сердце — ненависть. Никогда прежде ее тело не подчинялось ничьей воле, и она не хотела, чтобы когда-нибудь снова пришлось это пережить, но она знала, что должна сохранить этот брак до его кровавого конца. И еще она знала, как доставить удовольствие, не получая его. Это тоже было частью той роли, которую она на себя взяла. Все еще всхлипывая, Акико протянула руку между бедер и коснулась его свисающей мошонки. Одновременно напрягла внутренние мышцы таза, стискивая его налившуюся кровью головку, погруженную в ее лоно. Бедра ее стали быстро вращаться.
Она услышала, как он глухо застонал, почувствовала его дрожь и напряжение и поняла, что оргазм вот-вот произойдет.
Нет, нет, я не могу позволить ему сделать это, лихорадочно подумала она. Завтра или послезавтра. Только не сейчас.
Негромко вскрикнув, она выскользнула из-под него и склонилась над его влажным, вибрирующим членом, слегка подразнивая его легкими прикосновениями, пока он не схватил ее за разметавшиеся волосы и не стал умолять о сладостном завершении любви.
И тогда она начала сосать, помогая ему одной рукой, другой рукой она прикрывала лобок, как будто останавливая кровотечение, бедра ее были плотно сжаты.
А потом Акико убедила мужа поспать. Вглядываясь ненавидящим взглядом в темный коридор своего прошлого, она терпеливо ждала, пока он сползет с нее и заснет. Потом осторожно перевернулась и молча поднялась со своего брачного ложа. Обнаженная, совершенно спокойная, Акико стояла, глядя на Сэйити Сато, насытившегося, погруженного в сон.
По ее прекрасному лицу невозможно было догадаться, что она сейчас испытывает. Может, и правду сказал ей когда-то Сунь Сюнь:
— Ты сама еще не понимаешь свои чувства.
Но будь это так, подумала она, я бы никогда не научилась тому, чему научилась. И никогда не вышла бы за пределы “кудзи-кири” и “кобудэры” — тайных и загадочных дисциплин, которыми владел Сайго. И никогда не убила бы эту хитрую лису Масасиги Кусуноки. Она применила тогда “дзяхо”, и это сработало: даже такой знаток, как он, не разобрался в ее намерениях.
