» и «
если суждено какой-либо державе в Европе расти, так именно Москве».
В самом деле, по всем приметам, Россия брала Прибалтику всерьез и надолго. При полном, между прочим, одобрении туземцев, с появлением русских войск взявшихся за топоры против хозяев, а пришельцам оказывавших всяческую помощь. Разумная политика Ивана лишь укрепляла готовность горожан идти на компромиссы. И был резон: ужасный «тиран и варвар» резню не устраивал, а вот милости оказывал вовсю. Скажем, Нарве, ненавидевшей Ревель, как исконного конкурента, не позволявшего ей вступить в Ганзу, царь, — в пику ревельцами, — предоставил совершенно невиданные льготы. Город освободили от постоя, жителям предоставили полную свободу вероисповедания, нарвские купцы (на дикую зависть ревельским)получили право беспошлинной торговли по всему царству Ивана плюс право посылать караваны в Германию. А еще нарвским деревушкам москвичи даром предоставили скот и зерно для посева, — в счет компенсации за разграбленное при вторжении. После чего задумались и в Риге, и в Ревеле.
Вот-то тут, на пике успеха, начинается необъяснимое. Весной 1559 года, после череды сплошных успехов, русской армии оставалось только добить главные силы Ордена, засевшие в Вендене (столица) и Мариенбурге (резиденция магистра) и с ходу оформлять победу, подписывая с фактически раздавленным Орденом мир на своих (любых!) условиях. И вот тут Алексей Адашев, полномочный представитель царя на фронте, получив от ливонцев просьбу о «полевом» (временном) перемирии (но не согласие на мир!) отдает приказ воеводам приостановить наступление и соглашается «не воевати» с марта по ноябрь. Это предел абсурда, но так оно и было. Более того, Адашев даже вступает в переговоры с рижанами и ревельцами о настоящем мире в обмен на всего–навсего мелкие уступки в торговле. И что самое дикое, Иван не только санкционировал задним числом это нелепое решение, но и дал добро на поход в Крым.
Вот здесь уже никакой логики нет. Вернее, есть, но уже совершенно по г–ну Милюкову: или глупость, или измена. Но дураком Адашев не был, — во всяком случае, перемирие с Орденом он оправдывал очень красиво, ссылаясь и на усталость войск, и на распутицу, и на проблемы у южных границ, — а подозревать измену у нас пока что нет никаких оснований. Просто, судя по всему, на царя очень сильно давили. И Дума (по уже изложенным соображениям), и Курбский, бывший в этом смысле представителем княжат в Избранной Раде, и Адашевы, мечтавшие получить во владение столько земель, чтобы сравняться влиянием со «старомосковскими». Позже, в Первом послании Курбскому, Иван очень коротко помянет дискуссии на тему Крымского похода, назвав их «злосоветием», — и нам остается только гадать, какие лютые драмы таятся за этим коротким определением.
