По дороге орут птицы, кругом сады и скверы. Более или менее понятно, насколько всё это были пустынные районы во времена британского мандата: судить можно по наличию высокорослой растительности.
В Тальпиоте нашел дом Агнона и, никем в прихожей не встреченный, стал бродить по пустым комнатам; но вскоре появилась женщина и испуганно сказала, что музей закрыт и откроется только завтра. Я поспешил удалиться, чтобы не смущать ее. Вышел, спустился по улице, открывающейся над краем яруса, — и обмер. Белый иерусалимский камень, искрясь стеклами домов, рассыпался по склонам, а вдали, в восточной дымке наступающей ночи, тонули и высились горы Иудейской пустыни. Они казались рельефом вплотную приблизившейся к нашей планете Луны, парящими над землей, над передним планом, составленным иерусалимскими холмами…
Я не удержался, чтобы сфотографировать — хоть и знал прекрасно, что такие чудеса на отпечатках у любителей не выходят. И тут снизу на меня закричал амбал в военной форме: «Але! Але!» И выскочили другие военные и тоже стали кричать. Я огляделся и увидал чуть ниже по склону рвы и средневековые подъемные мосты. Оказалось, что американское посольство выбрало себе наилучший — прямо-таки космогонический — ракурс из окон кабинетов на Ближний Восток — ровно туда, где скитался, искушен, прародитель религии восьмидесяти процентов населения представляемой им, посольством, страны. Едва не арестованный, я окончательно подтвердил для себя еще одно иерусалимское наблюдение: дипломатические объекты здесь нередко доверяют охранять блондинкам, вооруженным настоящими винтовками М-16.
Летом 1954 года Игаль Ядин, 37 лет, профессор археологии, отправился в США, где однажды за утренним кофе его привлекло объявление в «Уолл Стрит Джорнал» под заголовком «Четыре свитка с Мертвого моря»: «Продаются библейские манускрипты, датируемые не позже II в. до н. э. Они станут прекрасным подарком образовательному или религиозному учреждению».
С помощью посредника и спонсора Игаль Ядин приобрел эти фрагменты и позже раскопал на Мертвом море Кумран и Масаду.
Туда — к границе с Иорданией — мы и направляемся по дороге, бегущей под уклон с упорством идущего на посадку самолета, — на дно Афро-Аравийского разлома. Время от времени закладывает уши.
Маале Адумим — белый нарядный городок на горе, на западном склоне которой по минаретам распознается арабский поселок; в Маале Адумим заезжаем, чтобы запастись водой.
Бараньи и козьи стада в Иудейской пустыне близ каких-то — даже не лачуг, а разоренных кибиток из брезента и разломанных ящиков из-под фруктов. Чем здесь питается скотина, из-за окна автомобиля не разглядеть: на склонах ни травинки. Баки с водой, вымазанные битумом, виднеются над кибитками мрачными обелисками.
