— А, это ты, — сказала она. — Я думала, уж не Тэффи ли это бродит.
— Забыл кое-что в машине, — объяснил он, открывая дверь в свою комнату.
— Я не хочу, чтобы ты беспокоился, — сказала она ему в спину.
— О чем?
— О чем бы то ни было. Вид у тебя какой-то потерянный.
— Просто не могу уснуть, — сказал он. — Все эти треволнения.
Он вошел в свою спальню и посмотрел на часы. Сьюзан прошла туда вслед за ним. На ней был длинный розовый халат, вроде как стеганый, с узким веревочным поясом. Волосы были распущены, образуя огромное множество свободных светлых прядей, с виду совершенно невесомых. Они ниспадали ей на плечи и были гораздо длиннее, чем ему представлялось раньше.
— У меня есть фенобарбитал, — сказала она.
— Это было бы чудесно, — сказал он с благодарностью.
Она куда-то ушла и вернулась, держа в одной руке желтую пластмассовую чашку с водой для запивки, а в другой, на ладони — крошечную трубчатую пилюлю.
— Спасибо, — сказал он, перекатывая пилюлю с ее ладони на свою. Она дала ему чашку, и ему даже удалось проглотить снотворное у нее на глазах. Обычно ему делалось не по себе, если кто-то смотрел, как он глотает пилюли.
Она вдруг подняла руку и потрогала его лоб, из-за чего он так сильно вздрогнул, как будто его лягнули.
— Ты перегрелся, — сказала она. — Из-за поездки. По-моему, у тебя легкий солнечный удар; ты весь горишь.
— Да нет, — пробормотал он.
Она скользнула к окну и отвела в сторону штору и тюлевую занавеску, проверяя, закрыто ли оно.
— Я слышала, как ты ворочаешься, — сказала она. — Это потому, что дом незнакомый, да? Знаешь, я, наверное, прямо так и скажу Зое: хочу, мол, чтобы ты начал ходить в офис. Завтра пойдем вместе со мной, в девять. Хорошо? Так что ложись и засыпай, чтобы утром быть свежим. Я хочу показать тебе счета-фактуры за последние пол года на товары, которые я заказывала.
Ночи, которые он проводил у Пег, были омрачены тем, что Пег требовалось накручивать волосы на металлические бигуди, из-за которых они прижимались к голове в виде твердой и узловатой подушечки. Но вот перед ним стоит Сьюзан с волосами распущенными и мягкими, и он этому удивляется. До чего же ограничен его опыт в том, как выглядят женщины ночью! Его мать ходила по дому ночью с волосами, зачесанными вверх и убранными в мешочек, который завязывался, как хвостики негритянского старушечьего чепчика. На этом его опыт и исчерпывался.
А ноги у нее, как заметил он под краем халата, были босыми.
— Я всегда свежий, — заявил он.
