Наутро, проснувшись, я обнаружила, что у меня распухло лицо, покраснели глаза и я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Но слез больше не было. Я понимала, что второго такого нервного срыва позволить себе не могу. И потому, напустив на себя невозмутимый вид, отправилась на работу — а что еще я могла сделать? Неожиданная смерть всегда абсурдна и трагична В тот единственный раз, когда я поделилась этой историей с Тони, я добавила: когда из-за нелепого стечения обстоятельств теряешь родителей — самых главных в мире людей, — начинаешь ясно понимать, как все в этой жизни зыбко, осознаешь, что так называемая «защищенность» — лишь видимость, хрупкая скорлупа, и может дать трещину в любой момент.
— Тогда ты и решила стать военным корреспондентом? — спросил он, ласково погладив меня по лицу.
— О, да ты прямо ясновидящий.
На самом деле мне понадобились долгие шесть лет и путь от коротких сообщений в отделе местных новостей до разделов экономики и культуры и даже небольшой собственной колонки на редакционной полосе. Потом меня наконец направили на полгода в Вашингтон. Если бы Ричард отважился на перевод в Токио, я бы, наверное, тогда выскочила за него.
— Пожалуй, ты слишком заупрямилась тогда с Токио, — заметил Тони.
— Представь, если б я тогда вышла за Ричарда, жила бы сейчас в тихой дыре вроде Уэлсли[6]. У меня было бы двое детей, джип «чероки», и я бы пописывала статейки в «Пост»… Не такая уж плохая жизнь. Вот только меня не носило бы по всему миру, и я не пережила бы даже четверти своих приключений, а ведь мне за это еще и деньги платят.
— И ты не встретила бы меня, — добавил Тони.
— Верно, — отвечала я, целуя его. — Не встретила и не полюбила бы тебя.
Пауза, Я была поражена своими словами даже больше, чем он.
— И как это я ляпнула? Вырвалось… — пробормотала я.
Тони поцеловал меня.
— А я этому рад, — сказал он. — Потому что чувствую то же самое.
То, что я, оказывается, влюблена, меня ошеломило. Поразительно было и то, что мне отвечал взаимностью именно такой человек, какого я втайне всегда мечтала встретить, но была уверена, что в реальной жизни подобных мужчин нет (журналисты, по большей части, никуда не годились).
Какая-то природная осторожность или подозрительность заставляла меня сдерживаться, не торопить события. По той же причине мне не хотелось задумываться о том, сколько еще мы будем вместе — неделю, месяц, неважно. Я чувствовала, что и с Тони происходит то же самое. Он ничего не рассказывал о своих прошлых романах — только раз упомянул, что однажды чуть было не женился («но все пошло кувырком… и вообще, наверное, все к лучшему»), В ответ на попытку выяснить хоть какие-то подробности (в конце концов, рассказала же я про Ричарда) Тони быстро сменил тему, а я и не настаивала, решив, что со временем он сам мне все расскажет. Но дело было еще и в том, что за два месяца жизни рядом с Тони Хоббсом я прекрасно поняла: он ненавидит, когда его припирают к стенке или требуют объяснений.
