Л. Н. рассказал про американскую секту шэкеров. Он их хорошо знает и был в переписке с одним из них, стариком лет девяноста. Л. Н. сказал:
— Шэкеры — замечательная секта. Они строго целомудренны. Они говорят про себя, что люди делают кирпичи, а мы уже воздвигаем здание. Они в основание своей жизни кладут принцип непротивления злу насилием. Однако, живя нравственной, трудовой жизнью, они очень разбогатели. Я спрашивал их, как им удается ограждать свою большую собственность без насилия, так как они живут среди людей, не признающих их учения. Ответы шэкеров на этот вопрос всегда отличались сбивчивостью и неясностью. Очевидно, они пользовались поддержкой и защитой тех, кто ограждает собственность силой. Я ехал раз в Москву и вышел в Серпухове в буфет поесть. В буфете какой‑то офицер, высокий, с черными усами, очевидно, пьяный, шумел и грубо ругал всех, и лакеев, и буфетчика, за дурное кушанье. Сначала мне было отвратительно смотреть и слушать его брань; но потом я вдруг почувствовал, что едва ли не благодаря таким господам можно еще иногда получать на станциях свежую пищу. Вот на таких же, только в другой форме, опираются шэкеры по отношению к собственности. В философской стороне их учения какая‑то путаница. Бога, например, они считают двойственным: Бог мужской, Бог женский и т. д.
Л. Н. порицал сложность и искусственность современного искусства вообще и музыки в частности.
— Разумеется, — сказал он, — если я люблю искусство, то я не могу любить никакое искусство, а люблю то, которое существует. Но передо мною всегда — идеал высшего искусства: ясного, простого, всем доступного.
Я рассказывал, как долго и педантично приходится учить фортепьянные пьесы для того, чтобы их хорошо играть. Л. Н. находил опасным это «зубрение». Он сказал:
— При этом может утратиться то непосредственное свежее чувство, с которым относишься к новому произведению искусства. Я знаю по себе — когда начинаешь что — ни- будь писать, работаешь с увлечением, с интересом, и работа идет хорошо, а потом начинает надоедать одно и то же, становится скучно. Разумеется, любовь к делу существует, и эта любовь сильнее скуки, и любовью скуку побеждаешь, но все‑таки скука есть.
Я говорил о сложности некоторых сочинений Шопена, которого Л. Н. очень любит.
— Ну, и он ошибается, — возразил Л. Н. и улыбнулся. — Это я раз у Олсуфьевых в деревне по поводу погоды и уборки хлеба сказал старику лакею, а он был скептик и пессимист, что Бог знает, что делает, а он мне на это ответил: «Тоже и он ошибается».
