Хаос и Амбер | страница 4



Дворкин решил вернуться за подмогой во Владения Хаоса. Кто напал на Джунипер? Кто пытался уничтожить потомство Дворкина? Нам нужно было найти ответы на эти вопросы.

Мы с моим сводным братом Эйбером отправились вместе с Дворкином. Эйбер мне нравился больше всех прочих моих сводных братьев и сестер. Похоже, только он один обладал чувством юмора и только он по-настоящему принял меня и отнесся ко мне по-родственному. Именно Эйбер помог мне хоть что-то понять в том, что творилось в нашем семействе и что собой представлял каждый из его членов.

И вновь сквозь шум ветра ко мне прорвался голос:

«Оберон! Король! Скачи к королю!»

— Он мертв, — попробовал выговорить я, но с моих губ сорвалось только неразборчивое бормотание.

— Ты слышал? — произнес голос. Похоже, его обладатель обращался не ко мне. — Он пытался что-то сказать.

— Оберон! — окликнул меня кто-то другим голосом, более низким и сильным. Я сразу узнал этот голос. Он принадлежал моему отцу. — Слушай меня внимательно, мой мальчик. Ты должен проснуться. Сейчас же. Немедленно! Ну же! Просыпайся!

Я решил, что жутко злюсь на отца. Он вытащил меня из безопасной, уютной жизни в Илериуме, где я знал свое место и свои обязанности. Я служил лейтенантом у короля Эльнара и был счастлив. И весь этот кошмар — все эти войска, атакующие нас, все эти люди, жаждущие убить меня и уничтожить все наше семейство… виноват во всем был только Дворкин. Перед смертью мой брат Локе сказал мне правду: Дворкин сам навлек на себя — и на нас! — все беды из-за неудачного романа с дочерью короля Утора из Владений Хаоса.

— Оберон! Посмотри на меня!

Что-то ударило меня по лицу. Я услышал шлепок. Правую щеку словно обожгло каленым железом. Злость кристаллизовалась во мне. Я забыл о шуме ветра, о мраке, растерянности. Никому не позволено безнаказанно отвешивать мне пощечины.

Я был похож на тонущего человека, из последних сил пытающегося пробиться наверх через густую, тяжелую воду. Гнев толкал меня вверх. Я смутно расслышал стон. Мерзкий, жалостливый звук — какой не подобает издавать мужчине и уж тем более воину. Как только я догадался, что этот звук сорвался с моих губ, я попробовал прервать его.

И в этот самый миг я открыл глаза.

Дворкин, мой отец, склонился надо мной: коротышка, почти карлик непонятно какого возраста. Смотрел он на меня с такой сосредоточенностью, будто перед ним находился некий объект, представлявший научный интерес, а не собственный сын.

Я попробовал заговорить, но не получилось. Из глотки вырвался хрипучий свист.