«На этой страшной высоте...» | страница 26
чтоб завистливо ожидать
взмаха новых, неясных крыл,
он склоняется у перил…
1936–1937
«К облакам не поднимешь лица…»
К облакам не поднимешь лица,
За такую усталость робея,
Отпусти же на волю с кольца
Золотого жука-скарабея.
В городском многолюдном лесу,
Где жуков никогда не бывало,
Оживая уже на весу,
Он тебя не оставит сначала. —
Над тобой зазвенит, как металл,
Но не в силах продлить расставанья,
Он примерил, припомнил, узнал
Грозовые раскаты жужжанья.
Не простым ювелирным жуком,
А таким, что уже не догонят,
Над кисейным неловким сачком
Синий воздух разорван и понят…
1936–1937
«В небесном сне небесном…»
В небесном сне небесном
живем мы, как в раю,
в кафе как будто тесном
вмещаем грусть свою
по светлому, земному,
живущему в крови,
по родине, по дому
и по своей любви.
И плечи затекают —
зачем в раю летать?
И песен не вмещает
измятая тетрадь.
Тоска обратно плещет
и, к сердцу возвратясь,
бьет молнией на вещи,
на нашу боль и грязь.
И лишь на миг от света
ослепнув, мы поймем:
в раю иное лето,
иной бывает дом.
И стен линялых тесен
и вправду переплет,
откуда ж райских песен
тишайший здесь полет?..
И слезы над стихами,
что кружат, как вино,
откуда ж здесь дыханье
легчайшее Твое?
1936–1937
«На этой страшной высоте…»
На этой страшной высоте,
где прерывается дыханье,
мы не поем, и только те,
кто может, говорят стихами…
Ведь больше вынести нельзя
ни одиночества, ни стужи,
зачем же этот голос нужен,
во тьме ведущий, как стезя?
И сквозь туманы и дожди —
все беспощаднее и гуще,
чуть слышный, но еще живущий,
еще твердящий впереди,
что на земле пощады нет,
что в небе ты давно услышан,
о том, что выше будет свет,
что хватит сил подняться выше…
1936–1937
«В счастливый дом, где розы на столе…»
В счастливый дом, где розы на столе,
Где птицы неразлучные щебечут,
Тоска войдет и, приютясь в золе,
Внезапной смерти приготовит встречу.
1936–1937
«Уже твою корону не расклеют….»
Уже твою корону не расклеют,
На первом бале — первый визави,
О, разве счастье взрослое лелеют,
Как эту боль о детской нелюбви?
Был котильон, и на груди — медали,
И звонкие большие номера.
О, сколько бы ни жили и ни ждали,
Наш первый бал не кончился вчера.
Он длится… И паркет, покрытый воском,
Плывет к скамье, как солнечная нить,
Где, хмурым и заплаканным подростком,
Ты даже ночь клялась не пережить.
1936–1937
«Но из мрака тоски и разлуки….»
Но из мрака тоски и разлуки,
Ускользая из тлена и пут,
Озаряются нежные руки,
И как лебеди руки плывут.
Проклиная, благословляя,
Как на лире, легко трепеща,
Голубую ладонь раскрывая,
Книги, похожие на «На этой страшной высоте...»