«На этой страшной высоте...» | страница 15
Телеграфист уездной почты
Садится на велосипед.
И радуясь, и подтверждая,
И глядя вверх на провода,
Послу, слетевшему из рая,
Ты пишешь на бумажке: да.
Чтоб, позабыв о мокром снеге
И отстранив земное зло,
Он звонко простучал коллеге
Ответ в соседнее село.
И долго помнил ночью лунной,
Как плещет чуждая любовь,
Что пели провода, как струны,
Стекая в венчики столбов.
1934–1935
ПРИГОРШНЯ ЗА ГРОШ
На лотках, на народном гуляньи,
Из-под кучи расшитых платков,
Розоватое зарево глянет,
Целый ворох стеклянных стручков.
На картоне, как будто — медали,
Эти пуговки с грядкою дыр,
Их разыщет из сказочной дали
Прискакавший на смертный турнир.
Будет долго искать по палаткам
Перероет тряпье и найдет
На железе, натянутом гладко, —
На груди этот ворох пришьет.
Леденцами они загорятся,
И ребенок, напавший на след,
Отстранит и шары и паяца
И отвяжет литой эполет.
Витязь, витязь, не торопитесь,
Там на площади, на краю,
Вам покажут, как дама и витязь
Обвенчались в рогожном раю.
И как пригоршни этих кружочков —
Этих пуговиц с ангельских лат,
Продевает красавица в мочки
И считает свой розовый клад.
Все сокровища этого мира
Мы на сердце своем унесем,
Приходите скорее с турнира
За моим деревянным конем.
1934–1935
РОЖДЕСТВО I
Под крышей стынущего дома
Сама почти что не жива,
Забвенья легкою соломой
Ты перекладывай слова.
Твои созревшие полеты
И прозвучавшие слога,
Как лучших фруктов позолоту
Хранят до срока погреба.
Зима страницы залистает,
Зима забудет звонкий клад,
Когда на окнах зацветает
Хронический бесплодный сад.
Но вот в столовую метели
По очереди, по одной,
Под тающею пеленой
Пропустят срубленные ели.
На крест подножьем опираясь,
Они глядят, как из бумаг
Выходит легкий ватный заяц
И чей-то небывалый флаг.
И яблоки, вдыхая хвою,
Увидят снова между хвои,
Как встанешь ты почти живою,
Как воскресает голос твой.
Твой голос радостный и зримый,
Крылатый сбереженный стих,
Взлетает выше херувимов
На нитках бледно-золотых.
1934–1935
РОЖДЕСТВО II
Пахнет детство орехом в меду,
Пахнет детство эмалевой краской,
Рождество раскатилось на льду
И к дверям привязало салазки.
А в сочельник в закрытых дверях
Тщетно скважину хочет расширить,
Там в гостиной серебряный прах
На почти изумрудной порфире.
Там в гостиной твой маленький брат
Станет рыцарем без посвященья,
Ты одна принимаешь парад,
Задыхаясь от восхищенья.
Но потом, заслонясь от огня,
Что играет на золоте брони,
Ты небрежно погладишь коня
И хлопушкой покормишь с ладони.
Ведь уже подсказали огни,
Что на завтра, на после обеда,
Хорошо бы сюда пригласить
Книги, похожие на «На этой страшной высоте...»