— На каком основании вы обвиняете меня? — воскликнул он, сумев взять себя в руки — спросите у товарища Третьего; как известно, многие привлеченные им "товарищи" суть воры, грабители и бандиты, идущие с нами за долю от "эксов". Вы верите в их идейность? Да любой из них, попавшись, выложил бы полиции все, что знал, или просто мог проболтаться в трактире!
— Из всех, знавших о "Зоре", после разгрома уцелело пятеро — резко ответил гость, от которого не укрылось замешательство хозяина — Первый и Третий вне подозрений, в себе я уверен, и у меня есть причины абсолютно доверять четвертому человеку. Здесь не крючкотворный суд присяжных: мне достаточно моего убеждения, что предательство — дело ваших рук!
С этими словами он вынул револьвер.
— Не старайтесь оправдаться — бросил он, видя, что Леон пытается возразить — или вы немедленно признаетесь, или по счету "три" я застрелю вас, как собаку! Раз!
— Вы совершаете ужасную ошибку! — выкрикнул Штрих? вопиющую несправедливость!
— Сегодня состоится революционный суд, где невиновного человека признают провокатором и приговорят к смерти — ответил Даир — если это справедливость, тогда нам не о чем говорить. Два!
— Да, я это совершил! — признался Штрих, поняв, что сейчас раздастся выстрел — но у меня не было выбора. Мне сообщили, что в доме, где были моя жена и дети, случился пожар, и я должен спешить, если хочу застать ее в больнице еще живой. Я бросился в Зурбаган, не помня себя — но все оказалось провокацией, и меня схватили прямо на вокзале. В полиции сказали, что если я буду молчать, следующей ночью дом вместе с моей семьей сгорит на самом деле; если же я дам показания, меня тотчас отпустят, сохранив мой арест в тайне. У меня не было выбора.
Гость опустил револьвер. Немного помолчав, он ответил:
— Я воевал. Враг не раз брал заложников; что было бы, если бы мы уступали? Погибшие взывают к отмщению и более яростной и непримиримой борьбе, капитуляция даже единожды побуждает врага поступать так и в будущем. И было правильно, что в итоге решили никогда не уступать, считая, что кто попал в руки врага — тот уже мертв, и не должен тянуть за собой живых. Если то, что вы сказали, правда, то ваш поступок можно понять — но не оправдать! У вас был выбор — стать предателем, или погибнуть человеком.
— Сейчас нет войны! — возмутился Штрих — посмотрите в окно; вы не увидите там врага, окопы, кровь и грязь! А моя жена и дети — не солдаты!
Был конец мая, особенно приятный в Зурбагане, когда еще нет ослепляющего солнца и изнурительной жары. В открытое окно с улицы доносились музыка, звонки трамваев, шум веселой нарядной толпы, заполнившей тенистые бульвары; пахло цветами и зеленью.
