Подхватив тело, как мешок, агенты исчезли. Директор удобнее устроился в кресле и менторским тоном сказал:
— Не смотрите так на свою супругу: как и вы, она ничего у нас не подписывала, не получает жалования и не состоит в штате. Но согласитесь, что если бы она не позвонила мне, задержав до того вашего непрошеного гостя, все могло очень осложниться.
— И тогда все тоже было провокацией? — спросил Штрих — ей и детям на самом деле ничего не грозило?
— А вам было бы лучше, если опасность была реальной? — ответил вопросом Директор — как говорят, вкус в блюде, а не в рецепте, по которому оно готовилось. Я свидетельствую, что все эти годы ваша супруга проявляла даже чрезмерную щепетильность — иначе мы встретились бы гораздо раньше, и не было нужды вызывать вас в Зурбаган столь жестоким способом.
— Годы?! — воскликнул Штрих, повернувшись к жене — наше знакомство тоже было подстроено? И ты всегда следила за мной, донося о каждом моем шаге?
Он помнил их первую встречу. Как он сам, Зелла была родом из столицы, но познакомились они уже в Зурбагане, совершенно случайно, прямо посреди людной улицы, в солнечный и ветреный летний день. Ветер унес шляпу у красивой девушки, Леон поднял ее и вернул; завязавшаяся беседа выявила общность интересов и родство душ; через четыре месяца они обвенчались; еще через год родился сын. С тех пор прошло восемь лет.
Зелла подняла на мужа заплаканные глаза.
— Нет, милый! — ответила она с дрожью в голосе — клянусь, я не лгала тебе ни в чем и никогда. Я молчала о некоторых вещах — но это все же не то, что ложь. Я любила и люблю тебя!
— Расскажите вашему супругу все — сказал Директор — теперь он должен вас понять, поскольку сам побывал в таком же положении. Господин Штрих, неужели вам не ясно, что если бы она вела себя, как положено нашему агенту, все вы уже несколько лет носили бы каторжные кандалы!
Леон опустился в свое кресло за столом.
— Я предала тебя — еле слышно произнесла Зелла, стоя посреди комнаты, как перед судьей, сложив руки на груди — я предала всех вас еще в столице. Помнишь клуб "У лабиринта", что возле Триумфальных Ворот — наверное, мы там видели друг друга, и проходили мимо в суете лиц!
Леон хорошо помнил это место — одно из тех, где при новой власти собиралась молодежь, в большинстве студенты, ради самообразования, лекций, встреч с интересными людьми, да и просто танцев с музыкой и буфетом. Там бывало, спорили до хрипоты о политике и философии, иной раз продолжая диспут уже на вечерней улице, вываливаясь туда шумной толпой. Даже городовые не обращали внимания на те свободолюбивые речи, раздающиеся в пустоте ночных кварталов, но когда кто-то принес заграничное издание "Манифеста классовой борьбы", чтобы перевести его и распространить, у властей лопнуло терпение. Больше тридцати человек были арестованы и, проведя в заключении семь суток, показавшихся Леону семью годами, отпущены с высылкой из столицы. Семь человек, среди которых был и Штрих, во главе с тем, кого позже станут называть товарищем Первым, приехали в Зурбаган — так началась Организация, имеющая сейчас тысячи членов во множестве городов страны, и нелегальную газету "Красный петух". Леон был первым редактором газеты, ведя в то же время странную двойную жизнь, наслаждаясь семейным счастьем и публикуя статьи в газетах официальных. Все кончилось с поспешным отъездом, даже бегством за границу; далее был тот страшный, тяжелый год вдали от семьи, возвращение, арест и то предательство с вынужденным раскаянием, за которым последовало длящееся до сегодняшнего дня возвращение к семейной идиллии, смешанное со страхом.
