Гхейт украдкой поглядывал на гостя в пурпурном, вид кардинала производил на него всё большее и большее впечатление: точёные черты лица, орлиный нос, бескровные губы, бледная кожа. Но больше всего выделялись его глаза, глубоко посаженные в тени густых бровей они, тем не менее, мерцали, причудливым образом отражая свет.
Гхейт нахмурился в тени своего капюшона, мысленно повторяя про себя: Ты нам не нужен, чопорный ублюдок. Мы и без тебя прекрасно обходились.
Внутри, по мнению Гхейта, Собор был ничем не примечателен – оплот нарочито вычурных архитектурных форм, сложных фресок, декадентских золотых и серебряных украшений и регулярно перекрашиваемых занавесей. Помпезный, безвкусный и величественный: Гхейт едва заглянул внутрь и сразу же повернул к маленькому лестничному проёму с левой стороны Собора.
Внизу, было ясно истинное предназначение здания.
Под арками и лестницами, под галереями с атмосферой тщательно созданной старины, под слоем потерянных сокровищ и древних реликвий, под переходами, густо оплетёнными синтетической паутиной, Собор скрывал свои гнилостные внутренности и заразу, что пустила здесь корни. Он разлагался.
Движимая махинациями и великими планами, за гранью понимания простого маелигнаци, Священная Конгрегация Небесной Матки собиралась в окутанных тенью залах и грубо вырубленных в камне кельях, шепталась и молилась, пела с тихой торжественностью псалмы и распространяла, постоянно распространяла, Благие Вести.
Совет ожидал.
Гхейт прошаркал – насколько существо его комплекции могло прошаркать – в Зал Голосов скользнув взглядом по толпе. Его хозяин, Примации Магус Крейста, стоял на одном конце полукольца, ни единым движением не показав того, что узнаёт вошедшего в зал своего любимого аколита. Гхейт пожурил себя за то, что ожидал чего-то иного.
За примации маги в ожидании стояла шеренга избранных маелигнации всех поколений, подобающе одетых в робы и капюшоны, а с обоих краёв зала, там куда не доставал слабый свет от украденных светильников, тихий скрежет намекал на присутствие выводка пурии.
Впереди всех, но искусно отодвинутый в сторону чтобы не отвлекать внимание от маги, на платформе с колёсами восседал массивный и жирный Отец Выводка, с животной тупостью что-то мямля и пуская слюни. Огромные сегментированные червеобразные складки обвисшей плоти, заляпанные слизистыми выделениями из его пасти, свисали из-под его конечностей. Повязка из тёмно-бордового шелка с символами Новой Зари, принятыми в катакомбной церкви, была аккуратно закреплена на его туловище, скрадывая его тучность. Одетый таки образом, или скорее завёрнутый в кокон как какая-то личинка, Отец метался и рычал в психическом ступоре, усыплённый ментальным следом своей паствы. Его голова представляла собой брахицеффалическое месиво морщинистой плоти и хрящей, обвисшее от старости и заляпанное слюной, однако сверкающее острыми клыками и кривыми резцами. Игнорируемое всеми присутствующими тупое существо шипело и бормотало.
