- Проси господа бога, чтобы он простил тебя.
- Прости меня, боже. Еще я хотел умереть, потому что так мне жалко тятю.
- Грех умирать до времени. Каждому назначен свой смертный час. Кайся!
- Господи, прости и укрепи меня. А еще грешен я:
люблю Надю. - Я перевел дух, потом попросил: - Святой батюшка, обвенчай меня с Надеждой Енговатовой.
Я и деньги собрал.
Священник сдернул с меня покрывало, пристально посмотрел в глаза мои и, погладив голову, сказал:
- Ишь какой белый да кудрявый, весь в мать. Слушайся родных, мальчик. Иди. Бог услыхал твою горячую молитву, вот подрастешь, и я обвенчаю тебя с девицей Надеждой. Так велит бог.
Легко все-таки, когда избавишься от грехов, поверишь в счастье.
У дверей я встретил Надю, взял за полу пальто и, потянув ее к стене, сказал:
- Все не веришь мне. Спроси хоть у батюшки, узнаешь, что я люблю тебя.
В субботу накануне пасхп во всех избах заканчивалась уборка к празднику, всюду, то в раскрытых окнах, то на крылечках суетились босоногие бабы. К вечеру люди вымылись в банях, надели чистые рубахи и, встретив с выгонов скотину, полегли спать, едва наступили сумерки.
В ночь под пасху Надя ночевала у нас. Я, она и мой трехлетний братишка Тимка легли спать на чистом полу на разостланной дедом для нас дерюге. Тимка, боясь, что его не возьмут в церковь, привязал мою ногу к своей и обнял меня. В избе осторожно ходили, разговаривая вполголоса. В полночь меня и Надю разбудили тихо, чтобы не потревожить Тимку, которого решили не брать в церковь.
Мы быстро умылись холодной водой, оделись - Надя в розовое платье и плисовое пальто, я - в льняную рубаху и пиджак. Мы уже бросили последний взгляд на белую голову Тимки, как вдруг он вскочил. Прежде чем услышать его пронзительный крик, я увидал широко раскрытый зубастый, как у волчонка, рот.
- Одевайся, одевайся, белый, - успокаивала Тимку бабушка. Но он схватил свое пальтишко и выбежал в сени, очевидно боясь, что его снова обманут.
Во тьме весенней ночи шумела разлившаяся река, oт земли поднимался сырой крепкий запах, и было так тепло, что хотелось раздеться. Кто-то схватил мою руку и повел меня вдоль домов по улице. В темноте отсвечивали лужи, слышались голоса идущих людей.
- Не спотыкайся, Андрейка, - сказала мать, и я тут только понял, что это она меня вела сквозь тьму. Иногда передо мной вырастала огромная, до неба, стена, но, вглядевшись лучше, я видел всего лишь невысокий плетень или ворота. Вот засветились огни в три яруса - это церковь. Дедушка остановился и сказал раздумчиво:
