После того, как они выпили кофе и закончили жевать первые ломтики хлеба с маслом, Елена ждала, что он начнёт рассказывать. С декабря 1989 года, когда его восстановили на военной службе в прежнем звании генерал-майора, он возобновил обычай, и держал её в курсе всех политических и военных событий страны, не тех, о которых можно прочитать в газетах, а других, настоящих, касающихся истинного лица власти.
- Раньше было проще, когда ты служил в армии,- говорила она иногда.
Её муж, генерал, переживал сейчас вторую молодость, и она была первой, кто это почувствовал. Она была влюблена со всей преданностью в жесты, которыми он зажигал трубку, протирал очки, в слова, которые тремя звуками объясняли всё, во взвешенные решения, основанные на тактике вечного ожидания. Минуты завтрака были для Елены настолько насыщены, что заполняли впечатлениями весь её день. Затем она его видела лишь поздно вечером. Он был ей обществом, кругом знакомых, друзей, он был для неё страна, он был мир. Слушая его и давая иногда какой-нибудь совет, она чувствовала в себе огромную силу, которую никто не смог бы понять. И поэтому она была счастлива. Иногда какое-нибудь из её робких предчувствий оправдывалось, и тогда она говорила: "Видишь? Я же чувствовала!" Или: "Вот увидим на сентябрьских выборах! Им придётся с опущенным хвостом уйти из Министерства".
Когда он попросил лечебный чай, в это утро, в среду, она его спросила:
- У вас сегодня пресс-конференция?
- Ты начинаешь забывать, - проговорил он, качая головой, - В Министерстве внутренних дел в среду не бывает пресс-конференций, а только по пятницам. Нам так проще.
Затем она попробовала:
- Ты хотел что-то сказать?
Он хитро улыбнулся. Знал очень хорошо, что сам дал ей повод любопытствовать, но пока не считал, что пришло время рассказывать. И поэтому просто бросил:
- А ты не суй нос всюду! Всё хочешь знать!
- Ты мне хотел что-то сказать, - оправдалась она.
- Не хотел я тебе ничего говорить. Кроме того, что сегодня важный день.
После завтрака он пошёл одеваться. Выбрал для начала рубашку, которую обычно не носил, за исключением тех случаев, когда имелся гибкий воротник.
- Ты одеваешься по-военному? - удивилась она. В последние дни он предпочитал серый гражданский костюм.
Он ничего не ответил. Принял решение сам, и не имело смысла объясняться с ней.
- Раз не пресс-конференция исключительной важности, тогда, наверное, заседание верховной комиссии...
Тогда он обернулся к Елене и посмотрел на неё спокойно и холодно своими серыми глазами, о которых все, кто видели их с близкого расстояния, говорили, что они обладают некоей силой, но ни в коем случае не имеют цвета. Это был взгляд, который она хорошо знала, и, сколько раз она его удостаивалась, всегда он ей вменял страх.
