Компромиссную точку зрения высказал А. Л. Шапиро, исходивший из представления о расчлененном характере собственности на землю при феодализме.
[120] Своим оппонентам отвечал Л. В. Черепнин.
[121]Дискуссия была заметным явлением в советской исторической науке. В ее ходе еще раз были обсуждены теоретические основы изучения проблемы крестьянского землевладения в феодальную эпоху, внимательно рассмотрены все известные к тому времени сведения актовых источников, высказывалось много тонких наблюдений по отдельным аспектам взаимоотношений крестьян между собой и с феодальным государством. В частности, были отчетливо показаны различные формы мобилизации крестьянских земель (купля, продажа, мена). Весьма плодотворной представляется мысль Н. Е. Носова о том, что именно черносошное землевладение создавало больше возможностей для развития страны по предкапиталистическому пути. Думается, нет уже такой несовместимости и между взглядами сторонников самых «крайних» точек зрения: ведь А. И. Копанев и Ю. Г. Алексеев сделали впечатляющую оговорку, что они имеют «в виду «свободу» относительную — свободу в рамках феодального общества, в котором крестьянство в целом занимает низшую ступень лестницы и является непривилегированным, приниженным классом».[122]
Итак, авторы включают «свободное» крестьянство в рамки крестьянства феодального общества в целом и фактически рассматривают его как феодально-зависимое. Спор их с оппонентами — чисто терминологический. Разница в положении черносошного и частновладельческого крестьянина обусловливалась и тем, кто являлся его господином (государь, светский феодал или духовная корпорация), и формами его эксплуатации, но суть оставалась все та же. Конечно, при этом следует иметь в виду, что фискальный гнет государства (в отличие, скажем, от поборов помещика или вотчинника) давал все же больше возможностей для развития крестьянского предпринимательства и складывания условий предкапиталистического развития страны. Этот процесс для черносошного севера России отчетливо прослеживается в работах А. И. Копанева и Н. Е. Носова.
Социальная структура Русского государства отражала незавершенность процесса централизации и формирования сословий. Наверху ее находился полновластный великий князь, далее следовали его ближайшие родичи — удельные и служилые князья, сохранявшие остатки суверенных прав. Следующую прослойку феодальной аристократии составляла княжеско-боярская знать. Она обладала правами на занятие высших должностей (в том числе в Боярской думе, в войске, на наместничествах и пр.). Рядовая масса служилых людей разделялась на Государев двор и детей боярских, служивших «с города» (центра уезда, где располагались их земли). Основная масса администраторов-кормленщиков и военачальников набиралась из дворовых детей боярских, как правило происходивших из старинных служилых фамилий. В стадии формирования находилась прослойка администраторов-дьяков, представители которой стремились, получив вотчины и поместья, влиться в состав дворовых детей боярских.
