Им всегда было слишком холодно вместе, но стоило расстаться, как с расстоянием чувства теплели. Так всегда бывает, когда встречаются два абсолютно разных человека, которые совпадают лишь в том, в чем они совпадать не должны, – в иллюзиях. Это все равно, что смотреть сквозь замерзшее стекло с улицы внутрь комнаты в надежде увидеть огонь. Огня не увидишь, только неясные тени, отбрасываемые пламенем. Они не греют, греет лишь воспоминание об огне, ожидание того, что он все же горит в камине, и ты веришь, что возвращаешься в тепло родного очага, но на самом деле остаешься мерзнуть под окнами, не смея войти. «Только над городом темным луна знает, как нам одиноко вдвоем», – была такая строчка в ее стихах когда-то…
Ад – это несовпадения, непохожесть, ад – это наше обреченное одиночество.
Вика посмотрела на свою собаку, весело трусящую рядом и вопросительно заглядывавшую им в лица снизу–вверх: «Вот, кто меня никогда не простит. Наверно, выбирает, с кем ему теперь быть».
Незадолго до окончания школы она подобрала брошенного во дворе пушистого щенка. Щенок вырос и стал сопровождать ее везде: сначала до института, потом, когда Вика устроилась на работу гидом, брала его с собой на обзорные экскурсии по Пскову. Он спал на коврике возле ее кровати, не отпуская от себя даже ночью. Но лохматый Буба (так она его назвала) был кобелем и, как все кобели, настоящим бабником. Накануне ее отъезда он сбежал, увлекшись очередной самочкой. Вика с ног сбилась, прочесывая все дворы в округе, но тщетно. Его нигде не было. А до поезда оставалось сорок минут. И она уехала в Москву без него.
– Я забрал его себе, – мрачно пояснил Гоша. – После твоего отъезда я вспомнил, что забыл у тебя свой свитер и зашел. К тому времени он уже несколько дней проторчал на улице. Обрадовался мне, как родному, понял, наверно, что мы в одной лодке, оба – брошенные.
– А бабушка? Бабушка не могла его впустить? – спросила Вика и вспомнила, что, потеряв собаку, ни разу не поинтересовалась, нашелся ли он, когда звонила домой.
– Бабушка заболела, слегла на неделю и не выходила на улицу, – после минутного молчания ответил Гоша и вдруг резко спросил:
– А ты, вообще, зачем приехала?
– У меня пустые времена, – примирительно вздохнула Вика. – Там ничего не пишется. Сплошная стройка кругом, дома сносят в старом центре Москвы, на их месте банки строят и бизнес–центры. Гул стоит такой, что работать невозможно. Мертвый город какой-то. В любом случае меня бы к весне выселили, потому что дом под снос. А так у вас перезимую, напишу еще один сценарий.
