Пустые времена | страница 34
Казалось, теперь лишь безумию по силам примирить его с последней и самой страшной в череде потерь.
Рыжая самостоятельная собака спешила к нему через поле. Только сейчас Макс заметил, какие у нее глаза: ярко голубые, словно безжизненные, – глаза провидца и божества. Таких глаз у собак не бывает. Только сейчас он увидел шрамы и рубцы на ее спине. Эти раны нанесли ей когда-то люди, обрекая на одиночество и страх. Но она снова пришла, собаки – не люди, они умеют прощать.
«Лишь пока вспоминаешь – виновен, забыть – это значит простить», – вспомнилось Максу, и он распахнул перед ней калитку.
– Заходи! – сказал он собаке. – В нашем доме нет стен, нет окон, нет крыши, но зато есть двери, которые я могу открыть для тебя. Вместе же лучше, правда?
Он понял, что нужно простить себя и отстроить заново сгоревший дом на усталость. Раны на спине собаки затянулись, и она снова пришла к людям. Значит, и он поступит также. И тогда, спустя долгих семь лет, клеверный сон вернет ему брата.
Сон о том, как Алика идет по полю и ведет за руку маленького мальчика – сына Вадима. В руках у мальчишки будет красный воздушный шар.
Потому что дом на усталость каждый строит себе сам. Он и есть наша память, умение превратить замкнутый круг в спираль. Без надежды – покоя нет.
ЗИМА. КОПИЯ ДУШИ
Ад – это другие.
(Жан Поль Сартр)
Яркий луч прожектора осветил котлован, и длинная изогнутая тень задрожала на противоположном его конце. Вика посмотрела на свою тень. Как же ей одиноко ночью на городской стройке! Прожектор изменил направление, тень разделилась, и они затанцевали по краю котлована уже вдвоем.
«Теперь можно уходить, она не останется совсем одна, у нее появился двойник», – подумала Вика и зашагала в сторону дома.
«В сердце дождя мир рождается заново.
У безмолвия я учусь говорить.
И безумием сна со дна самого-самого
Я хотела себя исцелить», – в детстве у нее была увесистая синяя тетрадка в кожаном переплете, куда она записывала свои стихи. Тетрадка стала для нее магическим символом, смыслом бытия, отличием от всех остальных. Ей казалось, что рифмовать строки – особый дар, доступный лишь избранным. Никто из знакомых Вики не обладал и долей ее умения превращать образы в мелодию рифм. Тем более что рифмовала она не сама, ей словно кто-то нашептывал на ухо. Волшебный голос. И это позволяло ей верить в свою избранность. В ее жизни все было именно так, как и в биографии многих поэтов: провинциальный город, бедная семья, точнее, ее отсутствие (Вику воспитывала бабушка), волшебный голос, льющийся с небес. Образы слагались в слова, слова в строки, строки в грустные истории, без которых ее дни становились бесцветными. И она гордо зачитывала особенно любимые ею рифмы сентиментальным одноклассницам в школьном туалете. Бесплатный литературный вечер – за пачку сигарет. Казалось, волшебный голос будет вести ее по жизни вечно. Но она повзрослела, и после выпускного вечера ее театр опустел, и читать стихи уже было не для кого. Единственная верная подруга детства покончила с собой...