— Тела умеют лучше находить взаимопонимание.
Я не сдержался. Она была невероятно глубока, с упрямой страстью, всюду. Затем были страшные слова и все исчерпалось. Я расстался с одним из призраков со всей моей жаждой.
Вторник
Весь день было унижение. Теперь призрак воплотился. Он там.
Среда
Ее дом. Я его желал.
— А! — сказала она. — Я и не думала, что ты придешь так скоро. Позавчера я хотела дать тебе ключ от моего дома. Ты ушел такой сердитый. Возьми его. Можешь приходить, когда хочешь…
Я бросил ключ в карман.
— …Когда у тебя будет потребность в женщине, все равно в какой женщине.
— Саломея, — сказал я. — Мне нужен человек.
На лице у нее появилось жестокое выражение. Она устремила взгляд в потолок.
— Не знаю, где ты его найдешь, — проговорила она отрешенно.
— Я хочу, чтобы ты поняла.
— Не знаю, могу ли я понять. Знаю, что не хочу потерять свободу.
Словно усталая или равнодушная, она разделась и легла.
— Это все, что я могу дать тебе. Не нужно расплачиваться даже билетом на Акрополь.
Я ушел, не прикоснувшись к ней.
Четверг
Этеокл и Полиник сражались всю ночь. Силы их были совершенно равны. Кто из них был прав? Утром я поднялся совершенно разбитый, будто по мне прошел кавалерийский эскадрон.
Суббота
В четыре утра я зажег свет и увидел на мраморе, рядом со мной, ее ключ. Я поспешил к ней. В слабом свете вещи казались оцепеневшими в ее сне. Я прошел в ее комнату. Она спала спокойно, как малый ребенок. Глаза она открыла без удивления:
— А, это ты. Иди сюда, ложись. Ты, должно быть, устал.
Я почувствовал, как она постепенно просыпается. Затем устрашающая вспышка взметнулась и вернулась обратно с волнообразными движениями безумия. Так продолжалось до семи. Тогда она подняла голову.
— Пришел все-таки? Ты прогрессируешь…
— Спеша сюда, я задавался вопросом, застану ли тебя одну, — ответил я.
— Если бы со мной был кто-то, ты подождал бы, пока он кончит, не так ли?
— Тогда следовало бы допустить, что я увидел дурной сон.
На утренних улицах каждый человек, каждый предмет казался мне еще влажным от ужасной купели его ночи.
Воскресенье
Не иметь возможности работать — еще одно мучение. Едва выйду из механической жизни, едва перо коснется бумаги, является это тело и сокрушает все преграды. Никогда грудь ее не была столь живой, как в тот раз: в ней бурлили силы весны в разгаре.
Недобрая ночь. Игла вышивала ее имя на моей коже, словно на матросской тельняшке. Я пылал. На рассвете сон был тяжелым и без снов. Едва проснувшись, я вышел и отправился в Маруси.
