Саломея вошла бесшумно. В руках у нее были гвоздики.
— Это тебе. Надеюсь, ты не скучал.
Стратис положил цветы на скамью у единственного в комнате кресла — кресла, обтянутого желтым бархатом. Понадобилось какое-то мгновение, чтобы понять, что женщина, которую он ожидал, пришла. А он даже не подумал, что это он должен был принести ей цветы.
— Почему ты ушла? — спросил он.
— Мне хотелось, чтобы ты ждал меня. Хотелось прийти домой и встретить моего господина.
Легкая дымка покрывала ее шею. Стратис сел в кресло.
— Я устал ждать, — сказал он.
Несколькими движениями она сняла с себя все одежды. Все тело ее было в лебединых изгибах. Только два персика напоминали камни пращи. Лоно ее неприметно скользило и исчезало в тусклой меди куста. Чуть ниже талии оно было помечено шрамом.
Она стояла перед ним.
Взгляд его, оторвавшись от черной линии, проследовал по впадинам и изгибам.
— Я тебе нравлюсь?
Взгляд его завершил полностью свой круговой путь и остановился снова на черной линии. Он не задавался вопросом, нравится ли она ему. В мыслях его блуждало только, что нужно пройти через эти волны, чтобы снова выйти на поверхность.
— Ты ведь и сама это знаешь, — сказал он рассеянно.
Шрам Саломеи простерся под его сомкнутыми ресницами, став белой линией беговой дорожки. Он все бежал и бежал. Затем что-то внутри него остановилось. Не наслаждение. Он ощущал свое потное тело и ее дыхание на своем виске. Он видел, как ее глаза смотрят на него из-под его глаз. «Так распускаются сирени». Все снова стало так, как было.
— «Лес, которого ты жаждал»,[68] — сказал он.
— Что это?
— Из книги, которая рядом с тобой.
— Да, действительно. Предпочитаю то, что говорит орел: «Я должен увеличиваться, а ты — уменьшаться».[69]
— Это из «Обломков».
Она вытянула руки и напряглась всем телом.
— Не важно. Прочитанные книги путаются внутри нас. Иногда мне в голову приходит мысль сделать одну-единственную книгу из всех книг, которые я прочла: вырвать из них страницы, изрезать ножницами на мелкие кусочки, бросить их в корзину, перемешать хорошенько, а затем вынимать один за другим и переписывать.
— Только в этом случае в твоей книге не будет тебя самой, — сказал Стратис.
— Как это не будет? Ведь для этих несчастных кусочков я сыграю роль слепой судьбы. Но если меня там не будет, тем лучше: я буду в другом месте, буду заниматься любовью. А когда я занимаюсь любовью, я пребываю в любви, а не в книгах.
Она смотрела в потолок. Голос ее, казалось, медленно двигался, воспроизводя читаемые наверху образы.
