Когда Зойка подросла, она поняла, почему у нее такой папа. Поняла, почему он все умеет, все знает, что Зойке надо. Потому, что он делал все мамины дела. Чтоб она, Зойка, не замечала, что у нее нет матери. А ведь это трудно — за себя и за мать. Ему все время было трудно, теперь Зойка знает, теперь она не маленькая. После этого Зойка не просто любила отца, она стала о нем заботиться. Николай Максимыч это заметил, был рад, и жить им стало совсем хорошо. Зойка не знает, сколько времени так прошло, но что-то вдруг случилось. Матери, без которой жили все время, вдруг стало не хватать. Мысли о ней приходили все чаще и чаще, они вытесняли все другое. Почему нет матери? Где она? Куда они ее дели? Почему-то думалось именно так: куда они ее дели? Это отец и бабушка. Они ее знали, они и теперь знают, где она, и молчат. При упоминании о ней становятся не то виноватые, не то тихие или еще какие-то, не поймешь. И Зойка решила, что они заговорщики. Против матери, а значит, и против нее. После такого открытия Зойка растерялась, а потом ей стало страшно, потому что теперь у нее не было никого: ни отца, ни бабушки. Она не знала, что теперь делать, но ясно одно, что все должно быть по-другому, чем было до сих пор. Но наступало утро, бабушка будила Зойку, ставила на стол кофе, клала в портфель завтрак, и как можно это изменить? Потом выходили вместе с отцом, здоровались с рыжим котом, всегда дремавшим на батарее в парадном, и шли до трамвайной остановки. А вечером снова: отец, бабушка и, конечно, она, Зойка. Им хорошо втроем. Но где-то далеко мать, одна, без них, уже много лет. Почему ей никто не помогает, не вспоминает даже ее, что она сделала? Что это «непутевая»?
И однажды вечером, лежа в постели под одеялом, Зойка прошептала клятву: «Мама, я с тобой! Я никого не люблю теперь, только тебя. Я узнаю, где ты и что с тобой. Узнаю сама. Они не скажут, они — против нас. Жди меня, мама, и знай: я с тобой!»
После этого думы, думы… Куда может пропасть мать? Почему? У кого спросить? Кому рассказать?
И появился дневник.
Зойка возвращалась из школы. Физкультурные тапочки в синем мешке били ее по ногам. Можно подтянуть мешок повыше к портфелю, ну пускай…
А чего это Димка Лавров сегодня на уроке физкультуры сказал: «Зойка прыгает, как сайгак». Кто-то засмеялся. Хорошо, что Вера рядом была, сразу ему: «Да сайгак-то, знаешь, как прыгает? Ого!» Ему и сказать нечего. Молодец все-таки Вера. А Лавров, критик тоже нашелся, сайгака этого сроду не видал. Спутал, наверно, с кем-нибудь неуклюжим. Зойка презрительно фыркнула. Сама она сайгака тоже не видала, ну так она же и не говорит! Под ногу попала льдышка. Зойка поддала ее носком, потом еще. Так и гнала вдоль улицы. А с кем это Лавров мог спутать сайгака? Фу ты, привязался. Очень он нужен. А все-таки настроение испортилось. Вот сейчас надо домой идти, а что там хорошего?
