Напряжение в зале возросло, когда начали подсчет голосов, поданных за принца Ричарда. Многие вытирали раскрасневшиеся и взмокшие лица рукавами, но, когда в зал сунулся слуга с кувшинами холодной воды, его чуть не побили, выталкивая прочь.
Церемониймейстер дважды переспрашивал, судя по его растерянному виду и наклонам к Фуланду, наконец вышел вперед и вскинул руку ладонью вперед.
— За принца Ричарда, — провозгласил он мощно, остановился, охватывая орлиным взглядом притихший зал, а затем проревел с такой победной мощью, что я едва не подпрыгнул от радости: — Подано… подано… подано триста семьдесят пять голосов и только восемьдесят девять — против!
Кровь моя разом застыла, а свет померк в глазах. Я даже успел подумать, что не грохнуться бы в обморок, ну неужто я такой чувствительный, ну просчитался, первый раз, что ли, но все-таки с горечью понимал, что никогда еще так страшно и катастрофически не падал с высоты мордой на камни.
В зале словно взорвался вулкан. В воздух взлетали шапки, рукавицы, платки, крики перешли в рев, могучий и победный.
Герцог Фуланд поднялся во весь рост, вскинул руки, и, велик авторитет самого родовитого лорда, шум начал стихать, все повернули в его сторону головы.
Он произнес громко и властно:
— Во избежание возможных волнений и недоразумений в будущем мы продумали заодно и вопрос престолонаследия, ибо, как всем известно, у Его Величества двое прелестных дочерей, но нет сына, который мог бы впоследствии принять из рук отца корону и так же мудро править страной.
Он повернул голову к Рюккерту, тот воздел себя, величественный, худой и благородный настолько, что посрамил бы создателей рыцарских кодексов.
— Мне поручено, — провозгласил Рюккерт надменно, — сообщить, что Совет Лордов, который продолжает работу, постановил по результатам выборов короля провозгласить еще раз Его Величество Кейдана, а его наследником — принца Ричарда…
Я стиснул челюсти и несколько мгновений пытался подавить страшную ярость. В зале, хоть и продолжали кричать славу Кейдану, многие повернулись и заинтересованно уставились на меня.
За столом судей шушукаются и с тревогой посматривают в мою сторону, мой гнев понятен, и для того, чтобы его смягчить и повязать меня с их выбором, мне и навязывают это наследничество…
Я даже застонал, сердце вот-вот разнесет грудную клетку вдрызг, в глазах уже кровавое марево, но в зале и за столом смотрят на меня, я же рыцарь, должен вести себя достойно, в зале все рыцари и почти все намного старше меня. Я поклонился и проговорил с трудом, стараясь удержать лязгающую от ярости нижнюю челюсть:
