Гора мышц в изодранной и измазанной форме, прикованная к батарее, пьяная и ничего толком не соображавшая, бубнила один и тот же вопрос:
— Вы что, из милиции, мужики? А...? Или как?
— Нет, хуже! — злобно, с явной издевкой отвечал дежурный. Мы из ДОМОУПРАВЛЕНИЯ!
На что Фрол с интонацией глубокой безнадежности, тупо пробубнил в батарею:
— Да, кажется, нас капитально взяли за вымя!
И затих в пьяном и тревожном сне, подпирая чугунный радиатор вместе со стеной.
Проспал он недолго. Видно, приснилось ему что-то страшное: не то предстоящий разнос на ковре у Дядьки, не то «пыточная» гестапо, которое занимало здание комендатуры во время войны. Это, конечно, останется тайной, но сон породил новую волну необузданной ярости и мобилизацию титанических сил, настолько мощную, что он с корнем вырвал из системы радиатор и, как библейский Самсон, «разрывающий чугунный баян», неся его перед собой, яростно крушил все двери, стоящие на пути его выхода на свободу.
Присутствующий народ просто онемел, молча провожая его взглядом. Нормальный ум отказывался верить увиденному.
Простые жители Лиепаи еще минут десять с изумлением наблюдали «ужас, летящий на крыльях ночи» в виде изорванного, грязного, куда-то молча бегущего офицера, «бережно» прижимающего к могучей груди здоровенный чугунный радиатор.
Потом его догнал комендантский «ГАЗик», и Фрол окончательно «пал в неравном бою».
Пробуждение в камере было ужасным. Самым ужасным было то, что он ничего не помнил. Мозг практически ему ничего не рисовал. Апатия глушила все. Он даже не осознавал, что фактически выскочил из своей судьбы, как из трамвая.
— Чего вчера я натворил-то? — спросил Фрол у заглянувшего было в камеру дежурного.
— Хм, неужели не помните? Пятерых убили, четверых изнасиловали и вообще вели себя непринужденно, — уже примирительно, но с той же нотой издевки в голосе ответил тот.
Однако когда в комендатуре узнали, что Фрол — не кто-нибудь, а целый командир подводной лодки, его зауважали и впервые проявили элементы сочувствия. До этого все были убеждены и готовы до зеленых соплей спорить, что задержали «залетного» спецназовца.
Во второй половине дня, приведя себя в элементарный порядок, Фрол предстал перед комэском.
Как он ни старался, вид его все равно напоминал «африканского негра с мороза». На «ковре» у Хромова даже не провинившиеся чувствовали себя не уютно.
«Ну, все, копец! Начинается малиновый звон!!!» — подумал он про себя не без грусти, переступая порог кабинета.
