Я перевела дух. Попыталась собраться с мыслями. Нет, я вовсе не намеревалась бросать им под ноги слишком большие колоды.
— Ладно, но предупреждаю, что это я сама придумала, и мотивы предполагаю двоякие. Как вам известно, убитый был уже не молод, с возрастом его раздуло от честолюбия и самомнения. И в своей работе подлец принялся все переделывать по собственному капризу. Вы знаете, он занимался экранизацией литературных произведений, так вот, от них он оставлял лишь рожки да ножки, искажая смысл и содержание величайших творений мировой классики, в том числе и наших лучших писателей, причем с каким‑то омерзительным садизмом превращал все хорошее в полнейшую чушь, гадость, невыносимую для нормального человека. Ну и в конце концов кто‑то этого не выдержал. Полагаю, ему отомстили за уже учиненную пакость или не хотели, чтобы он совершил новую. Ладно, знаю, что скажете: кто такое в нашей свободной стране допустит. Так я вам скажу — еще как допускали! Возможно, он пользовался протекцией важной персоны, а может, наши власти, со школьных лет не державшие в руках хороших книг, просто не осознавали вреда, наносимого обществу этим мерзавцем. И финансировали его. Видать, не было на него управы, вот кто‑то, не видя другого выхода, и ликвидировал мерзкую пиявку таким вот способом. Это одна моя версия. А вторая — элементарные схватки из‑за карьеры: может, он кому‑то подставил ногу или там еще что происходило, я не знаю эту публику, поэтому не берусь уточнять. Поищите других его врагов, я не одна на свете.
Не очень удовлетворили их мои версии, возможно, оперативники ожидали что‑то конкретное. Теперь уж я понимала, что больше они ни на один мой вопрос не ответят. Да, беседа наша не очень долго продолжалась, и получилось так, что я осчастливила их своими версиями, от них ничего не добившись. Единственное, что я от них получила — это какого‑то Вальдемара Кшицкого, о котором никогда не слышала. Наконец они ушли.
А я постаралась взять себя в руки, успокоиться и заняться собой.
***
Кассеты — это одно дело, но теперь меня страшно заинтриговала сама личность Эвы Марш, а пока, в первую очередь, ее адрес. Видимо, потому именно, что его так трудно оказалось найти. Ведь если знать место проживания, всегда можно подкараулить искомую особу. А мне хватило бы даже номера ее телефона, потом я бы уж как‑нибудь сама справилась.
В банке мне удалось добыть только ее старый адрес, по которому она проживала много лет назад. Никаких изменений в него она не внесла, корреспонденция, отправленная по нему, не возвращалась, значит, ее получали. Номера телефонов, которые запрещалось давать посторонним, оказались действительными, но по ним никто не отвечал. Я попросила одну из своих знакомых Эвы при мне позвонить ей. Она позвонила, домашний телефон по–прежнему молчал, а сотовый оказался выключенным. Все говорило о том, что Эва Марш решительно отказалась от контактов с людьми.
