Она осторожно пошла в том направлении, откуда, ей казалось, она прибежала. Однако, она сразу же поняла, что задумала почти невозможное. Тут и там ей попадались сломанные ветки и порванные лианы. Из-под камня, вывернутого из земли, выползали потревоженные жучки. Лаура в смятении озиралась. Как ей узнать, ее это следы или какого-нибудь крупного зверя?
Но у Лауры не было другого выхода — надо было продолжать путь. Если она останется на месте, то погибнет. Чтобы не кружить по джунглям, она оторвала от своей изодранной блузки узенькую полоску и привязала ее к дереву. От помеченного дерева она осторожно двинулась вперед, с каждым шагом напряженно вглядываясь в окружавшую ее растительность. С отчаянной надеждой она искала свои собственные следы, время от времени зовя на помощь. Она прислушивалась, не кричат ли ей в ответ. Никто не отзывался, но она не сдавалась. Убегая от Себастьяна, она порвала много лиан и сломала не одну ветку, и теперь видела эти повреждения, или думала, что видит.
Ближе к ночи, после бесконечных поисков, она наткнулась на очевидный след — большой кусок рукава ее блузки, зацепившийся за колючий кустарник. Теперь она вспомнила, что на бегу почувствовала острую боль, когда шипы вонзились в ее плоть. На руке она увидела длинную красную царапину, словно от когтей бешеной кошки. Лаура возблагодарила Господа за этот кустарник и его шипы. Теперь она была уверена, что идет по правильному пути.
Прошла еще целая вечность, и она снова закричала во весь голос. На этот раз ей ответили. Кто-то услышал ее крик, и, казалось, это был Себастьян!
Она снова крикнула, и Себастьян отозвался. Почти в истерике от радости, Лаура побежала на его голос.
Наконец, сквозь зелень она увидела его и, завизжав от радости и облегчения, кинулась к нему навстречу, продираясь сквозь кусты и колючки.
— Себастьян! — крикнула она.— Я уже думала, что никогда тебя не увижу.
Однако, когда она увидела, как он мрачен, ее сердце ушло в пятки.
— Ты дура, что убежала, Лаура,— сказал он ледяным тоном, но с плохо скрываемой яростью.— Чертова дура! Я мог бы тебя не найти, ведь уже темнеет.
Он окинул ее уничтожающим взглядом. На его лице не было и тени сочувствия. Ласковое огорчение, которое она видела утром, превратилось в холодное презрение. Его лицо окаменело, подбородок казался неестественно жестким. На шее его пульсировала вена.
— Себастьян,— прошептала она. — Я очень виновата. Очень.
Себастьян, очевидно, не собирался ее прощать.— Хорошо, если ты это поняла,— сурово сказал он.— А теперь пошли. Я не хочу здесь больше оставаться.
