Проходя много раз по коридору, я видел темные прямоугольники дверей, из-за которых чуть слышно доносился глухой сдержанный гул голосов. Страшно хотелось, хотя бы через «волчок» взглянуть в эти камеры и сказать находившимся в них несколько ласковых утешительных слов.
Особенно мне хотелось повидаться или хотя бы поговорить через стену с моими однодельцами.
По ходу следствия я видел, что были арестованы некоторые из моих друзей и знакомых и, сбиваемые с толку следователем, они начинали уже оговаривать и меня и друг друга. С ними-то и нужно было как-нибудь связаться. Но как это сделать? Тюремной азбуки для перестукивания они не знали, а через «волю» связаться с ними не было никакой возможности. Оставались еще дежурные вахтеры, но им не доверяли и связываться с ними было опасно.
И вот однажды наш однокамерник, бывший красный партизан, стоя у окна, стал машинально выстукивать по трубе парового отопления. Через несколько минут в трубе послышались ответные металлические щелчки в определенном порядке. По трубе ответили такими же ударами. Получили ответ: «Говорит 4-я камера». С того же дня наши камеры установили связь со всеми соседними камерами, выходившими окнами на улицу. Связался и я с 3-мя моими однодельцами и обменялся с ними необходимыми для нас сведениями. Особенно было важно им знать действительную роль двух наших общих знакомых, оказавшихся агентами ГПУ; они являлись для нас очень опасными свидетелями.
Но не долго продолжалось наше общение с соседями. Дежурившие вахтеры подслушали наши разговоры, донесли начальству и перестукивания, под страхом строгой кары, были прекращены. Но главное было сделано. Мы не только знали, кто рядом с нами находился, но и сделали взаимные предостережения.
Другая же часть камер, выходившая окнами в прогулочный дворик, находилась на другой стороне коридора, и связей с ней у нас никаких не было. В этих камерах находились остальные 4 мои однодельца, а также, как потом уже выяснилось в тюрьме, другие более или менее интересные личности.
Вот, например, генерального штаба царской армии подполковник Малиновский, сотрудничавший в ГПУ, а затем обвиненный им в организации каких-то контрреволюционных восстаний среди кубанского казачества. В ответ на эти обвинения Малиновский объявил голодовку, был переведен в одиночку и на 32 день умер от истощения.
Вот какая-то неизвестная молодая девица, находившаяся в одной из больших камер, пробовала покончить жизнь самоубийством, но своевременно была вынута из петли и в бессознательном состоянии отвезена в тюремную больницу.
