— Нет, — отвечаю я сухо. — Никакой связи с Тони. Абсолютно.
— Натали! — В его голосе появляются серьезные нотки. — Что бы там ни было, я готов это выслушать.
«Да не стараюсь я пощадить твои чувства, — буквально воплю я про себя. — Я хочу пощадить свои». Все мои внутренности выворачиваются наизнанку, и я выдавливаю из себя:
— Не бери в голову, хорошо? С днем рождения. В смысле, с возвращением домой. Я рада, что мы снова увиделись.
— И что, никакого приветственного поцелуя? — нагло намекает он.
— Я бы с радостью, но у меня на подбородке огромная гниющая короста, — парирую я. — Боюсь тебя заразить.
— Очень жаль, — вздыхает Энди.
Я изящно переступаю через его ногу и спешу к бару.
Первые же слова, которые я слышу, вернувшись на свою первоначальную позицию: «Балетный пуант — это не что иное, как фаллос». Вся напрягаюсь. Балет — еще один смертный грех, в котором меня постоянно обвиняет Фанни.
— Надо же, а я и не подозревал, — говорит Робби. — Выходит, поэтому моя мама так помешана на балете?
Перестаю дышать. Франни взрывается хохотом.
— Вы, как я слышал, эксперт в этом деле. Что вы об этом думаете? — обращается ко мне Робби.
Очень осторожно отвечаю:
— Я понимаю, что хочет сказать Франни. Классический балет действительно пробуждает чувства, но при этом остается абсолютно бесполым. Это напряженность и подтянутость. С центром тяжести где-то в верхней части груди. Тогда как современный танец больше сфокусирован на, ммм, тазовой области.
— Напряженность! — кивает Франни. — Exactement![14] Балерина — это всего лишь напряженный, стоячий фаллос, которым мужчина манипулирует в свое собственное удовольствие!
Оглядываюсь по сторонам в надежде на спасение и с облегчением замечаю, что прибыли Бабс с Саймоном. Бабс вся сияет, будто подсвечивается изнутри. В лучах цветомузыки ее локоны играют голубым и зеленым. Принимаюсь махать ей, но именно в этот момент официантка тычет мне в ребра подносом с нарезанной пиццей.
Отрицательно качаю головой. Франни берет кусок со словами:
— В чем дело, Натали? Боишься, что пупок на пять минут отлепится от позвоночника?
Я смущаюсь.
— Просто не люблю чеснок.
И мне не хотелось бы встретить Криса дыханием, которым можно завести реактивный самолет.
— Так вы, значит, акушерка? — вежливо интересуется Робби у Франни. — Я восхищаюсь людьми, занимающимися этим делом.
Выражение ее лица смягчается.
— В самом деле? — говорит она. — Что ж, приятно слышать. Порой эта работа бывает ужасно неблагодарной. Люди начинают орать на тебя, когда ты, выбиваясь из сил, стараешься им же помочь. Я всегда радуюсь, когда муженек пациентки падает в обморок — по крайней мере, перестает путаться под ногами. Беда только в том, что у нас постоянная нехватка персонала, не говоря уже о вечной суете, духоте и вони; так что поневоле перестаешь чему-либо удивляться; но все же… ой, привет!
