Вот каково было строгое суждение высокопреподобного Бернара. Голос его дрожал от праведного гнева, аналой содрогался от ударов кулака, а я сидела, выпрямившись, ничем не выражая своих чувств в ответ на его злобу. Как посмел он осуждать дочь Аквитании? Я ни за что не склонила бы головы перед аббатом Клерво — однако я ни на минуту не забывала, что рядом сидит Людовик и заворожено внимает каждому его слову. Лицо у короля было таким просветленным, словно эта речь исходила непосредственно из уст Божьих.
Вот это было опасно. В ту минуту я поняла, что нажила себе непримиримого врага. Аббат Сюжер стал бы подрывать мое положение тонко, хитрыми извилистыми путями. Аделаида была злобной, как мегера, она готова была разорвать меня своими острыми зубами, но настоящего влияния при дворе она не имела. А вот Бернар Клервоский — это вполне реальная опасность. Рядом ведь был Людовик, жадно ловивший каждое сказанное им слово. Нет, я не могла позволить себе недооценивать Бернара Клервоского. Он никогда не будет мне другом. А если Людовик станет так к нему прислушиваться, он сможет причинить мне немало вреда.
Но вскоре, охваченная радостным волнением, я позабыла о Бернаре: впервые мне удалось вырваться с острова Сите. В городе Бурже на Рождество меня короновали королевой Франции. В большом кафедральном соборе на пышной церемонии, направляемой твердой рукой прозорливого аббата Сюжера, Людовик и я были официально провозглашены королем и королевой Франции. Несмотря на то, что Людовика короновали еще при жизни его отца, аббат счел отнюдь не лишним напомнить закаленным в битвах и не ведающим стыда вассалам франкского королевства о том, что Людовик стал ныне их законным повелителем. Я не отрываясь смотрела, как на его голову возлагают корону.
Людовик опасливо вздрогнул, словно боялся, что корона свалится с его головы.
Я вздохнула.
Ну почему он не подготовлен как следует к тому положению, которое теперь занимает? Отчего совсем не походит на мужчин моей семьи — уверенных в себе, с горделивой осанкой, излучающих властность каждой клеточкой тела? Он выглядел скорее мальчишкой, чем мужчиной, пусть и красовался на его светлых волосах золотой венец, усыпанный самоцветами. Зачем он суетится? Отчего не метнет грозный взгляд на всех этих сеньоров, у которых нюх на любую слабинку сюзерена? Итак, Людовик получил корону вместе с Божьим благословением. Почему же так нервно сжимал он рукоять церемониального меча?
